– На чердаке смотрели? – не удержался Ри.
Кухарка смерила его грозным взглядом.
– Ход на чердак еще после того раза заколотили, – мстительно ответила она. – Сбежал твой драгоценный дану Гергос. Оставил гостей, невесту, отца с матерью – и сбежал, Тавох лишь знает куда. Но, думается мне, сюда, в Тобрагону. Кажется, поминал как-то, что двадцать лет назад уже бывал в Каргабане. И что ты на это скажешь?
Ри пожал плечами.
– Наверное, у него были причины.
– Причины! Ветер в голове, а не причины у него. И ни сочувствия, ни человеческого тепла, ни любви. Пожалел бы хоть несчастную девушку или родителей. Вот уж кто исстрадался!
– И что с ней стало?
– С кем?
– С невестой.
– Вернулась домой. И так и не вышла ни за кого замуж.
– А дану?
– Что дану?
– Он потом женился?
– Нет! Так и остался холостым: ни жены, ни наследников. Хотя, видит Керпо, женщины на него так и вешались.
– А вы откуда знаете? Вы с ним ездили?
Кухарка аж подпрыгнула на месте от возмущения.
– Да с ним разве что Тавох ездил, да и то лишь тогда, когда не брезговал. Когда хозяин-то старый умер в прошлом году, господин Окъеллу вернулся и стал всем заправлять. И видно по нему было все: и как он на женщин смотрел, и как с людьми обращался. И смеялся все так же неприятно.
– Непонятно.
– Что?
– Ничего, ничего. Вам показалось.
Чтобы спрятаться от злых глаз кухарки, Ри сделал вид, будто пьет молоко, хотя чашка уже давно опустела. Эти люди действительно не понимали Гергоса, и все непонятное было им неприятно.
– Ну, вот я и говорю, – снова заворчала Налана, – что не успокоится он никак. И нескольких месяцев не прошло с его возвращения, как снова собрался уезжать – сюда вот. Половину слуг забрал, оставив поместье полупустым, здесь дом купил – а зачем? Все же видят, что тошно ему здесь. Но это характер такой, неусидчивый. И вот попробуй еще что-нибудь сказать, – она бросила на Ри недобрый взгляд, но тут же переменилась, вздохнула: – Жалко мне тебя, мальчик. Такой еще молодой, что же с тобой станется?
Ри, порядком уставший от всей этой показушной жалости, отодвинул кружку. Только он встал, в глубине дома зазвонил колокольчик. Молчаливый лакей тут же засеменил трусцой из кухни, Эвретто замер, прислушиваясь. Кухарка в последний раз вздохнула и снова взялась за дело. Ри застыл на пороге.
***
У Окъеллу Гергоса болела голова. Он отказался от завтрака и, несмотря на поздний час, не торопился вставать с постели. События прошлой ночи вспоминались урывками – особенно то, что произошло уже после возвращения от Албэни. Гергос помнил, как вернулся в спальню и как Эвретто помог ему раздеться, потом он приказал камердинеру принести крепленого вина... дальше все терялось, как в тумане.