мы по сей день колониями? Неужели я выгляну из окна и увижу «Юнион Джек», развевающийся над Капитолием штата Массачусетс? Срань Господня, а будет ли Капитолий существовать вообще?
– У Стражи Времени есть три правила, – говорит Зета, устало спускаясь по лестнице. – Три очень важных правила. Нарушишь хоть одно – сразу же вылетишь, поэтому постарайся запомнить их.
Я все еще витаю в облаках, думая о Капитолии.
– Разве вмешиваться в ход Бостонской бойни – хорошая идея? – спрашиваю я.
– Правило номер один. Мы не проецируемся перед тем, кто не является членом Стражи времени, и это значит, что мы не проецируемся на публике. Никогда. Правило номер два – ты слушаешь?
Я быстро спускаюсь по лестнице, громко топая и кивая.
– Правило номер два. Нет никаких вторых шансов. У тебя только одна возможность изменить прошлое. Если напортачишь, все так и останется испорченным. Если тебя убьют, ты останешься мертвой. Поняла?
Я замираю. Я могу умереть во время миссии? Да, знаю, в Пиле нас готовили к работе в опасных условиях, но на самом деле я никогда серьезно не задумывалась о риске, с которым могу однажды столкнуться. И почему это мы не можем вернуться и исправить ошибки? Это просто бессмысленно.
– Правило номер три, – говорит Зета. – Никаких перемещений в личных целях. Если ты думаешь, что можешь по-быстрому смотаться в прошлое и сделать ставку на результаты Суперкубка прошлого года, подумай хорошенько еще раз. Это одна из причин, почему тебе вживили маячок. Сделаешь нечто подобное – окажешься в тюрьме.
Зета открывает передо мной дверь, и я вхожу в залитый ярким светом коридор.
– Ты поняла?
– Почему мы не можем вернуться и исправить ошибки?
Зета встает прямо передо мной. Он не такой высокий, как Альфа – всего на несколько футов выше меня – но кажется, что он нависает надо мной. Если Зета пытается запугать меня, то это, типа, работает.
– Ограничения пространственно-временных туннелей, – судя по его тону, с вопросами покончено. – А теперь еще раз: ты поняла эти три правила?
Я киваю.
– Хорошо, – говорит он. – Потому что это в первый и последний раз, когда я говорю тебе о них, – Мы идем по коридору к двери, через которую я проходила вчера. Зета показывает на позолоченную табличку, которая висит над ней.
– Мы подправляем, а не изменяем, – говорит он. – Вот что мы делаем. Мы подправляем прошлое, но не изменяем его.
Мне кажется, что между этими понятиями довольно тонкая грань – где заканчивается подправление, и начинается изменение – но до того, как я успеваю сказать об этом, Зета набирает код, и дверь открывается. За ней — непроницаемая темнота.