Ближе к вечеру мужчины в переднем каноэ обратились к сидевшим в задних и на какое-то время все пришли в сильное волнение; потом они в бешеном темпе стали грести, направив каноэ к западному берегу, продолжая смотреть вниз по течению и о чем-то беспокойно переговариваться. Как только каноэ пристали, нас буквально выдернули из них и повели к участку, поросшему высокой полынью, наши стражи знаками обещали убить нас, если мы попытаемся убежать или будем кричать.
Причина этого скоро прояснилась. Большая килевая шлюпка под всеми парусами появилась из-за поворота реки ниже по течению и двигалась вверх по реке. На борту было четыре или пять белых, и они небрежно посмотрели на два каноэ, которые были оставлены на берегу, и на гребцов, которые курили рядом с ними. То то, что они, казалось, не испытывали никакого опасения относительно индейцев, удивило нас. Очевидно большая война между белыми и индейцами, о которой говорили нам Речные Люди, или уже закончилась, или еще не началась. Питамакан думал, что еще не началась, и Ворон с ним согласился. Он сказал, что, если бы война закончилась, и белые победили, то этот отряд не посмел бы взять меня в плен.
Если бы килевая шлюпка прошла рядом с нами, то я бы стал кричать или другим способом попытался бы привлечь внимание команды, но она шла ближе к другому берегу реки и до нее было не меньше четверти мили. Я не могу описать, что я испытал, глядя на проплывающих мимо людей своей расы, зная, что они, без сомнения, стали бы бороться за меня, если бы знали, что я был в плену у этих негодяев.
Наконец наши пленители жестом велели нам вернуться к каноэ, причем один из них подчеркнуто грубо меня толкнул. Ворон издал гневный крик, подбежал к нему и схватил его за горло; но трое или четверо заставили его разжать руки и держали его, пока он бушевал и призывал на помощь всех богов племени черноногих. Питамакан и я сделали все, что могли, чтобы успокоить его, и скоро он прекратил свою борьбу. Когда его посадили в каноэ, он оглянулся и сказал нам:
– Я знаю теперь, что она имела в виду; там, на далекой воде, мы найдем смерть, а не шкуру рыбы-собаки.
Это новое толкование сна произвело на Питамакана чрезвычайно гнетущее впечатление, и я, несмотря на все старания в течение оставшейся части дня, так и не смог заставить его думать о чем-то еще, кроме как о нашем безнадежном положении.
Как раз перед закатом мы достигли места, где Змеиная река впадала в Колумбию. Мы ожидали видеть большую реку, но не такую огромную поток как эта, открывшаяся нам; она была шириной не меньше чем в полмили и, очевидно, очень глубокой. Змеиная река в устье была шириной в четверть мили, и на большом протяжении ее грязная вода не смешивалась с голубой чистой водой Колумбиии.