Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
Гороскоп – Кавказ, например.
Батискаф – отцовский скафандр.
Фанфары – горящие глаза фаната.
Персона – персиянка.
Невольник – самбист, дзюдоист или борец греко-римского стиля.
Китобой – крупный специалист по обоям.
Литературка – буква турецкого алфавита.
Проныра – дайвер.
Франшиза – глупость, сказанная французом.
Штатив – все деревья семейства ивовых.
Давка – асфальтовый каток.
Раскрутка – карусель.
Юрий Гурин, СПб
Письменный столВыпуск 9 (28)
Спецпроекты ЛГ / Словесник / Русский диктант
Теги: русский язык
В основу диктанта положен рассказ «Письменный стол» Ивана Сергеевича Соколова-Микитова (1892–1975), писателя, журналиста, путешественника, тонкого мастера реалистической прозы, сумевшего увидеть и передать читателям одухотворённость мира родной природы.
Особенно дорог мне небольшой письменный стол из морёного чёрного дуба. Стол этот стоял некогда в комнате моего дядюшки Ивана Никитича, хорошо знавшего столярное дело. В те времена морёный дуб добывали в небольшой нашей речке, носившей древнее имя Гордота. Когда-то, в незапамятные времена, по берегам речки росли зелёные дубравы. Старые, подмытые в половодье весенней водой, деревья сами падали в речку. Толстые их стволы заносил песок и речной ил. Известно, что дуб в воде не гниёт.
Покрытые илом и песком стволы, быть может сотни лет пролежавшие на дне реки, на моих глазах выкапывали из песчаного дна обмелевшей реки, канатами вытаскивали на берег, топорами обрубали остатки сучьев и корней. Вытащенные стволы дубов сушили и отвозили к нашему двору. Помню, как длинными пилами, уложив их на высокие козлы, распиливали стволы на доски. Тёмные доски эти лежали под крышей нашего деревенского амбара. Изредка я забирался на чердак, бродил по сложенным сухим доскам.
Помню, как делали этот стол. Работал похожий на цыгана столяр и плотник Пётр с нестрижеными курчавыми волосами, спускавшимися на лоб. Иван Никитич усердно помогал ему в тонкой столярной работе. Помню крепкие, умелые руки Петра, верстак, на котором он выстругивал тонкие доски, лежавшие на полках и висевшие на бревенчатой стене столярные инструменты. Из-под рубанка и фуганка над пальцами Петра курчавились тёмные стружки.
Старинный красивый стол я некогда перевёз из смоленской деревни в Гатчину, из Гатчины – в Ленинград, из Ленинграда – в мой карачаровский домик на берегу Волги1. За этим столом я написал большинство моих ранних рассказов. Я и теперь сижу у моего любимого стола, диктую. Разумеется, за долгие годы и во время перевозок он утратил свой прежний изящный вид. Исчезла точёная решётка, отгораживающая задний край стола. Эта решётка (точно такую некогда видел я на письменном столе Льва Толстого в Ясной Поляне)2 не позволяла сваливаться на пол лежавшим на столе рукописям и бумагам.