Я не нашлась, что ответить на это, и предпочла промолчать. Действительно, к чему было продолжать этот спор, тем более что я понятия не имела о том, кто и как будет решать мою дальнейшую судьбу. Подумав несколько секунд, я подняла глаза на Ламара.
— А мои друзья? Я могу с ними увидеться?
— Позже, — тоном, не подразумевающим возражений, ответил мужчина. — Таковы правила. Мы не можем рисковать жизнями наших людей, поэтому пленники должны держаться отдельно друг от друга, чтобы у них не было возможности напасть на нас.
— Много до нас было пленников?
— Достаточно.
— И скольких вы пощадили?
Мужчина промолчал, из чего я сделала вывод, что рассчитывать на беспристрастный суд не стоит — скорее всего, это были лишь слова, призванные успокоить обреченных на смерть. Что ж, это мы еще посмотрим.
— А старик? — я понимала, что настаивать смысла не было, однако подумала, что на Фирмика, учитывая его почтенный возраст, правила не распространяются.
— Немой раб? Он твой?
— Можно сказать и так, — я нахмурилась. — Правда, мне не очень нравится, когда кто-то говорит о людях как о предметах. Считай его моим другом. Или воспитателем, не важно. Можешь привести его?
— Думаю, да, — похоже, моему собеседнику понравилось то, как я говорила о Фирмике, потому что он вдруг смягчился и удивленно взглянул на меня. — Это ты правильно сказала, и я надеюсь, что твои слова были искренними. У нас не любят разделять людей на господ и слуг. Впрочем, ты скоро сама в этом убедишься.
Сказав это, Ламар вышел из помещения. Оставшись в одиночестве, я сразу сдернула с пальцев кольца и сунула их в карман, решив, что они мешают мне воспринимать происходящее адекватно. Внутреннее спокойствие, это, конечно, хорошо, но когда речь идет о жизни и смерти, о каком умиротворении может идти речь? Как только кусочки металла перестали соприкасаться с моей кожей, ко мне вернулись все мои страхи и переживания, но я уже была готова к этому и знала, как с ними справиться. Что бы ни случилось, мое положение было не таким уж и безнадежным — во всяком случае, я была жива, и мой тюремщик вроде бы не горел желанием свернуть мне шею, что уже было не плохо. Снимая перстни, я больше всего боялась того, что вернется головная боль, однако этого не произошло — то ли мой череп оказался тверже, чем я предполагала, то ли тот, кто наносил удар, был мастером своего дела. Или того времени, что перстни провели на моих пальцах, оказалось достаточно. Еще раз ощупав шишку, я постаралась представить себе, в каком состоянии сейчас находился Агер. Если он успел воспользоваться своим оружием, то, возможно, ему досталось больше, чем мне.