— Да, конечно. Спи, тебе нужно набираться сил. Надеюсь, что к следующей нашей беседе ты полностью придешь в себя. Я зайду утром, хорошо?
— Конечно, ты же знаешь: я всегда рада видеть тебя. Особенно если ты приносишь что-нибудь поесть.
— Значит, ты рада видеть меня каждый день, — отшутился мальчик.
Наклонившись ко мне, он чмокнул меня в щеку с таким спокойным видом, словно это было в порядке вещей. Меня еще никто не целовал, кроме моих родителей и вечно сопливого двоюродного брата, который был младше меня на целых семь лет. Так что я немного смутилась от неожиданности и втайне порадовалась тому, что в комнате было недостаточно светло для того, чтобы Агер заметил румянец, который разлился по моему лицу. Тем временем мальчик помахал мне рукой, еще раз пожелал скорейшего выздоровления и вышел за дверь. Несмотря на то, что меня переполняли самые разные эмоции, я не чувствовала в себе сил подняться. Казалось, что я на самом деле получила травму. Валяясь на жесткой кровати, я подумала о том, что, наверное, как раз в это время вторая Ана нежится в моей собственной постели. Интересно, смогу ли я, как и она, проникнуть в ее сон? Закрыв глаза, я сосредоточилась на образе двойника и попыталась представить ее рядом с собой, однако у меня ничего не вышло. Промучившись полчаса, я с раздражением отбросила в сторону кусок грубой ткани, который, по всей видимости, заменял покрывало, и уставилась в потолок. Рассматривая его неровную поверхность, я неожиданно почувствовала сильную сонливость. Понимая, что дрыхнуть сейчас совсем не время, я попыталась стряхнуть с себя оцепенение, однако это чувство было сильнее меня, и мои глаза сами собой закрылись — и снова открылись. Правда, теперь со мной рядом стояло зеркало. Во всяком случае, так мне показалось сначала, но уже спустя мгновение я поняла, что смотрела не на свое отражение, а на вторую Ану, которая с задумчивым видом сидела рядом. Резко сев на кровати, я автоматически протянула руку и попыталась схватить ее, но у меня ничего не получилось — образ девочки задрожал от колыхания воздуха, и она покачала головой:
— Ничего не выйдет. Я приняла меры.
— Ах, ты… — я не нашла нужных слов в своем арсенале ругательств. — Верни меня домой сейчас же, гадина!
— Нет.
Этот односложный ответ прозвучал как приговор, и мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы тут же не забиться в истерике. Возможно, мне так и следовало поступить, но я не хотела унижаться до мольбы, особенно перед самой собой — в конце концов, Ана в каком-то смысле была мной, пусть и не лучшей моей частью. Справившись с эмоциями, я, наконец, заговорила более спокойным тоном: