Я опять ничего не понимал. Если Гиппорт не уверен в том, что их ждет, если на бирже падают их акции, зачем же мне впутываться в их дела!
- Тогда я подожду с вами связываться, - не знаю, как вырвались у меня эти неосторожные слова. Я тут же пожалел о них, но было уже поздно.
- Подождете с нами связываться?! - Гиппорт вскочил, рукой он задел стоявшую на краю чашку с кофе. Чашка опрокинулась, и кофе полился на его колени. Гиппорт подскочил, поминая черта, выхватил из кармана платок и, скомкав его, стал сгонять им с брюк ручьи ароматной жидкости. В это время Уоджер, решив, что теперь можно меня поносить, прокричал:
- Я же тебе говорил, я же говорил, что он сумасшедший. Это авантюрист, он морочит всем головы, его надо запереть в сумасшедший дом!
И хотя в выкриках Уоджера не было последовательности, но в них, я понимал, было правдоподобие - я действительно мог быть принят за авантюриста, или за сумасшедшего с этой моей способностью все время проваливаться на самой, казалось бы, гладкой дороге. Я испугался.
- Замолчите! Я же пошутил! - крикнул я что было силы и в отчаянии ударил ногой по столику. Столик откатился, на пол полетели чашки, блюдца, перевернулся и удержался на самом краю кофейник, из него длинной струей лился на ковер кофе.- Замолчите! - повторил я уже тише. - Господин Гиппорт, избавьте меня от общества этого мальчишки, кем бы он вам ни приходился… Я намерен…
Мне так и не удалось высказать свое намерение, и к счастью, так как в ту минуту я совершенно не знал, что намерен делать. Гиппорт, успевший тем временем придать естественное положение кофейнику, бросился ко мне, усадил меня на диван, прикрикнул на Уоджера и, велев ему вызвать слуг, чтоб они убрали разбитую посуду, стал меня успокаивать.
- Не обращайте внимания на Алекса, он единственный сын у своих родителей, болван и невоздержан…
Гиппорт старался замять начавшийся скандал. Я не упорствовал. Когда вошли слуги, они застали нас мирно и оживленно беседующими. Слуги молча собрали черепки, вытерли лужи кофе и выкатили из комнаты жалобно задребезжавший всеми своими стеклами столик.
До самого рассвета просидел я у Гиппорта, Подробно обсудили мы все мои дела, Гиппорт не скупился на советы и наставления. Я решил им твердо следовать, это было в моих интересах.
Только теперь я наконец понял, что мне надлежит делать. Вот почему это утро, а не то, когда я, беспомощный и растерянный, проснулся в пещере, можно считать началом моей новой жизни в удивительном веке, в середину которого кинула меня неразборчивая судьба.