Но в том же «Дон Карлосе» были заняты актеры, влюбленные в талант Марджанова, которые жадно вслушивались в каждое его слово и вносили в работу настоящий энтузиазм. Они старались по мере сил сгладить то неприятное впечатление, которое могло создаться у Марджанова от репетиций «Дон Карлоса».
В свободные вечера Константин Александрович охотно заходил к нам. Мне было приятно, что он чувствовал себя в нашем доме легко и просто, мог отдохнуть, посмеяться, выпить стакан вина в обществе искренне расположенных к нему людей.
Репетиции обоих спектаклей подходили к концу; Марджанов работал напряженно, не щадя себя.
Как-то я пришла днем в Малый театр и на лестнице встретила Константина Александровича; он бежал вниз, именно не шел, а бежал, прядь седеющих волос падала ему на лоб, глаза блестели. Он руками загородил мне дорогу.
— Наташенька, идем со мной в «Савой» обедать.
— Константин Александрович, не могу, меня ждет Анатолий Васильевич — я должна ехать в Морозовку.
— Ну хоть на часок, нельзя бросать меня одного, у меня удар.
Я остолбенела.
— Как удар? Вы шутите!
— Нет, нет, ничуть не шучу… настоящий удар, вот правая нога не слушается. — И он попробовал поднять и опустить ногу.
Я присмотрелась к Константину Александровичу и тут только заметила, что его оживление было какое-то необычное, слишком нервное, щеки у него горели багровым румянцем, а в выражении лица было что-то болезненное. Мне стало за него страшно, и я решила не отпускать его одного.
Несмотря на все мои уговоры, он наотрез отказался ехать домой. Пришлось пойти на хитрость: я предложила ему пригласить с нами в «Савой» одного близкого ему человека. Я вызвала его по телефону и предупредила потихоньку, в каком состоянии Константин Александрович.
Чтобы не раздражать Константина Александровича, мы заехали в «Савой», заказали вино и боржом и под предлогом моего отъезда в Морозовку через двадцать минут отвезли его домой, где друг Марджанова уложил его в постель и вызвал врача. На следующее утро Марджанов вел репетицию как ни в чем не бывало.
М. Ф. Ленин, Е. Н. Гоголева, В. Н. Аксенов и другие рассказывали, что на репетициях «Карлоса» атмосфера становилась все накаленнее, вот-вот могла произойти вспышка, ссора с дирекцией, разрыв. Такие случаи не раз бывали в режиссерской жизни Марджанова, но теперь ему было шестьдесят лет, он был серьезно болен, но не хотел считаться ни с возрастом, ни с болезнью.
Его друзья, и старые, и вновь приобретенные, волновались за него. Анатолий Васильевич знал с моих слов и со слов М. Ф. Ленина о назревающем конфликте и горячо сочувствовал Марджанову. Он посоветовал мне в ближайшие дни пригласить к нам Марджанова и создать для него такую обстановку, в которой он бы почувствовал, что окружен друзьями, что его любят и ценят.