Память сердца (Луначарская-Розенель) - страница 242

В начале первого акта я играла Эсфирь совсем юной, гимназисткой восьмого класса. На мне была коричневая юбка от форменного платья и скромная белая блузка, на плечах белый вязанный платок, растрепанная темная коса, том Льва Толстого в руках — все подчеркивало юность и скромность Эсфири.

— Итак… правильно. Именно так должна выглядеть Эсфирь. Ты нашла верный внешний рисунок. Ну, ни пуха ни пера.

До этого вечера я видела Янкеля Муха — Борисова только на репетициях. (Эту роль в спектаклях Малого театра играл со мной А. В. Карцев.)

Вот в первом акте Янкель Мух с женой Фрумой входят в богатый, уважаемый дом Фриденталя: их сын, скрипач Михаил, должен жениться на старшей дочери Фриденталя — Эсфири, как говорится, покрыть ее девичий грех и, получив от ее отца большую сумму в приданое, навсегда уехать с ней в Америку. Янкель Мух занимает в обществе маленького городка самое незавидное положение. Он — клезмер, то есть музыкант, играющий на пирушках и свадьбах и живущий на подачки гостей. В исполнении Борисова Янкель Мух — какой-то еврейский Фальстаф. Он весельчак, лгун, хвастун, любитель выпить и вкусно поесть за чужой счет; он умеет развеселить и позабавить даже самых унылых людей. Янкель Мух — музыкант-самоучка; вряд ли он знает ноты; когда его сын играет при нем «Крейцерову сонату» Бетховена, он уважительно говорит: «Видно, человек, который это сочинил, знал, что такое контрапункт. Для него это высшая и недостижимая музыкальная премудрость. Быть может, он не каждый день ест досыта, но зато каждый вечер со смаком выпивает на свадьбах и вечеринках. Он гордится своим красавцем сыном, который обучается музыке в Киеве, Янкель Мух — Борисов даже внешне — сангвиник чистой воды, вспыльчивый и отходчивый балагур. Рыжая круглая борода, веселое лоснящееся лицо, огненно-красный крупный нос и быстрые смышленые глазки. Из заднего кармана его заплатанного лапсердака торчит большой красный платок, в который он время от времени оглушительно сморкается, чаще он обходится совсем без платка и только громко шмыгает носом. Это шмыганье носом Борисов сумел сделать особенно выразительным, оно заменяло ему множество реплик, множество интонаций.

Рядом с грузным, громогласным Янкелем — Борисовым Фрума — Мария Михайловна Блюменталь-Тамарина — сморщенная, юркая, в ветхом, но все же отделанном кое-где сохранившейся бисерной вышивкой платьишке. Она далеко не глупа, видно, что на ней держится семья, ее острые глазки все видят, все замечают, и она смешно влюблена в своего гуляку-мужа. „Ах, эти музыканты!“ — вздыхает она, — выпивохи, гуляки… и почему только женщины их так любят?»