Наступившее тягостное молчание первым нарушил Княжич. По тому, как дрогнул его голос, Еленка догадалась, что душа ее спасителя Ваньки-есаула бунтует против им же сказанных слов.
– Может ты, князь Дмитрий, в жены красавицу возьмешь? На избранницу героя, за державу русскую да веру православную кровь пролившего, вряд ли даже царь посмеет покуситься, есть же у него хоть капля совести.
Предложение Княжича жениться на прекрасной литвинке застало Новосильцева врасплох. Одарив Ивана изумленным взглядом, он попытался было что-то ответить, но зашелся в надсадном кашле. Когда хворь немного отступила, Дмитрий Михайлович печально вымолвил:
– Вот тебе, Ваня, и ответ. Шибко глубоко вошел мне в грудь нож малороссов, жить, похоже, совсем недолго осталось. Это я на людях бодрюсь, а по ночам такая лихоманка бьет, что рубаха потом за целый день от пота едва просыхает. Спать ложусь и не знаю – проснусь наутро али нет. Хотя, возможно, ты прав, – в глазах царского посланника полыхнул задорный блеск. – На руках такой богини и помереть нестрашно. А насчет царевой совести я так скажу, – тяжело вздохнув, добавил князь, – плохо ты, Иван, кремлевские порядки знаешь. Государям совесть ни к чему, одна обуза, они от нее еще в младенчестве избавляются.
Шаловливо посмотрев на озадаченного его речами Ваньку, Новосильцев неожиданно спросил:
– А сам чего жениться не желаешь? Неужели не жаль с такою дивой расстаться?
– Жаль не жаль, а супротив законов бытия земного не попрешь, – с отчаянным надрывом ответил Княжич. – Как говорится, каждому свое: богу – богово, князю – князево, а казаку – казачье. Ну куда я ее дену? Не в станицу ж мне княгиню везти. Что она там делать будет? Меня из набегов дожидаться в одиночку или еще хуже, с дитем малым горе мыкать среди чужих людей. Нет, участи печальной моей мамы я ей не желаю.
Словно оправдывая свое решение, Иван сурово заявил:
– Да и не ко времени мне женихаться, надо к туркам ехать, отца искать.
– Не ходи на туретчину, нету там родителя твоего, – негромко, но торжественно изрек князь Дмитрий.
– Да что вы, сговорились с Петром Ивановичем? То он меня отговаривал, даже колом в задницу стращал, теперь и ты туда же, – улыбнулся Княжич, но, наткнувшись на печальный взор Новосильцева, невольно замер в предчувствии недоброй вести.
– Уж не знаю, о чем вы с Шуйским беседовали, а я давно хотел тебе сказать, да все случая не было. Твой отец двенадцать лет назад богу душу отдал в тюрьме Стамбульской. Был он первый казак, с которым я воочию увиделся. И не кто иной, как он подвигнул меня искать защиты державы русской на Дону казачьем. Я, когда тебя увидел, поначалу за воскресшего Андрея принял, шибко ликом ты на батьку своего похож.