Ветер метался над Серебристой гаванью, надувая паруса.
— На запад!
Далия Трускиновская
Рог Роланда
Они нашли общий язык — странноватая длинноносая девица, от которой Каменев сперва не знал, как избавиться, и почтенный менеджер по кадрам, который сперва произвел на Алиску впечатление монументального, окончательного и бесповоротного болвана.
Но и Каменев болваном не был — просто с незнакомыми, да еще пришедшими наниматься на работу по объявлению, напускал на себя важный вид, делал каменным круглое лицо с двумя подбородками, и Алиска на третьей минуте разговора тоже больше не казалась странноватой.
Выяснилось — оба люди начитанные, и весьма. Уже и непременный для правильного собеседования кофе остыл, и за окном помутнело, а эти двое все никак не могли наговориться. Тем более что и кабинет Каменева располагал к утонченной беседе — стояли там большие шкафы со стеклянными дверцами, а за стеклами едва виднелось старое тусклое золото слов на книжных корешках.
— А знаете, Геннадий Алексеевич, какой персонаж «Песни о Роланде» у меня любимый? — спросила Алиска.
Тут Каменев задумался — в вопросе был подвох. Персонажей, если навскидку, было два — Роланд и Оливьер. Потом вспомнились император Карл Великий и архиепископ Турпин. Еще какие-то мавры непроизносимые, мавританская царица… Гвенелон!
Добравшись до графа-предателя Гвенелона, Каменев решил, что теперь уже точно все. И что же эта студентка имела в виду? Император и архиепископ — седобородые старцы, мавры — все на одно лицо, царица отпадает, Гвенелон — уж точно!
— Роланд бесстрашен, Оливьер разумен, бесстрашием они равны друг другу, — ответил Каменев цитатой: пусть девочка видит, что он ищет в верном направлении.
— Тьедри, — возразила она. — Тьедри д’Анжу. Брат Джеф-рейта д’Анжу, знаменосца Карла Великого. Не помните?
— Тьедри? — переспросил Каменев.
— Вот и все так. Все помнят «Песнь о Роланде» до того места, когда Карл слышит Олифант, возвращается, оплакивает Роланда и устраивает похороны. А что было потом?
— Потом судили предателя.
— И что?
— Осудили.
— Нет! — воскликнула Алиска. — В том-то и дело, что бароны его оправдали!
— Как — оправдали? — удивился Каменев. Он точно помнил, что Гвенелон к концу «Песни» погиб.
— Она у меня с собой, — сказала Алиска и достала из сумки желтый томик.
Каменев успел удивиться тому, что современная девушка не расстается с такой неожиданной книжкой, но она уже раскрыла заложенную трамвайным билетом страницу…
* * *
Сперва в седле привстал Готье, рыцарь из Пуату. Потом — Годсельм, его побратим, родом из Оверни. Воины поворачивали головы, а иные и щурились, как будто это могло обострить слух.