Я посмотрел в окно. Вдали виднелось широкое алое зарево.
Поезд подходил к станции. На фоне зарева выделялись столбы переходного мостика, здание депо, водокачка. Однако никакого беспокойства не чувствовалось. Сцепщик с фонарем спокойно прошел между путями, где-то постукивали молотком по скатам колес…
— Чего же это они… — сказал старичок и попытался открыть окно.
Я соскочил с полки и помог ему.
В стороне от железной дороги возвышались клепаные металлические башни. По башням тянулись длинные стальные трубы, балконы, лестницы. Над всем этим сооружением колыхалось пламя, такое тугое и плотное, что ветер не мог прорвать в нем ни одной дыры. Оно изгибалось, собиралось складками, как знамя, и только верхний край его курчавился под ветром. Далеко вокруг все было освещено алым светом: виднелась насыпь, поросшая бронзовой травой, и полоски рельс, словно раскаленные. По насыпи шагали два розовых человека в распахнутых брезентовых куртках. Над башнями, над насыпью, над пламенем неподвижно висел розовый дым. Это был металлургический завод.
— Вон что! Плавку дают, — сказал старичок одобрительно. — Ночь, а работают!
И тут мы разговорились.
Старичка звали Иваном Афанасьевичем, работал он на одном из самых больших заводов Ленинграда разметчиком, работал почти пятьдесят лет. Я собирался уже спросить Ивана Афанасьевича о причине его плохого настроения, но он, словно вспомнив что-то, снова замкнулся и замолчал.
На другой день вечером мы проезжали Донбасс. Кое-где по пути валялись куски угля, сверкавшие жирным блеском. Трава на откосах, выемках и листья снегозащитных акаций были чумазыми от угольной пыли. На широких равнинах виднелись поселки, состоящие из аккуратных стандартных домиков, терриконы, похожие на египетские пирамиды, красные звезды на вышках шахт, перевыполнивших нормы. По широкой дороге-грейдеру шли шахтеры, закончившие смену, в черных, словно кожаных, спецовках. У некоторых из них на фуражках блестели электрические фонарики…
— Гляньте-ка, уже Туголовская балка, — сказала украинка, пристально всматриваясь вдаль. — Вот она! Скоро мне вставать.
Она высунулась в окно и замерла, глядя на теплое заходящее солнце, на хаты, окруженные тополями и вербами, на беленые маленькие печки на курьих ножках, стоявшие во дворах, на тесный строй ярко- желтых подсолнухов, все как один повернувшихся лицом к солнцу, на бледно-лиловые метелки кукурузы.
Село, протянувшееся на десяток километров, наконец кончилось, и открылась бескрайняя, до самого солнца, золотистая пожня. По пожне цепочкой ходили ребята.