Джорджии не нужно было садиться на другой автобус, так что она проводила меня через всю станцию, вверх по эскалаторам и до ворот, ведущих к автобусам ближнего следования – один из них должен был довезти меня до Либерти. На этой станции было намного больше народу, чем на предыдущих остановках. Здесь были магазины, кафе с местами, чтобы сесть, и даже боулинг. Я снова попыталась позвонить Берни, но безуспешно. Джорджия остановилась, чтобы купить «Фиалочек» в газетном киоске. Пока она стояла в очереди, я отошла посмотреть на японца, игравшего прекрасную и печальную мелодию на инструменте с единственной длинной струной, сидя на низком стульчике. Заслушавшись, я вдруг почувствовала, как кто-то резко дернул меня за рюкзак, но, обернувшись, никого не увидела.
У выхода Джорджия помогла мне найти мою новую «маму», дружелюбную женщину по имени Диди Монро. Я без труда завязала с ней разговор о погоде и, когда мы вместе заходили в автобус, помахала Джорджии на прощание.
– Кто это девушка? – спросила меня Диди.
– Сестра, – сказала я, и на этот раз знала, что лгу, потому что мне слишком тяжело принять правду. Сестра – это тот, кого ты всегда будешь знать, что бы ни случилось.
– А, ясно, – кивнула она. – Я заметила, что вы похожи.
Погода была плохая, и в автобусе стоял полумрак. Я включила лампочку над своим сиденьем, осветившую мои колени мягким теплым светом. Потом открыла карман рюкзака, достала фотографии Хиллтоп-Хоума и снова просмотрела их. Незнакомые лица на них уже стали мне знакомы – чужие и в то же время нет. Я остановилась, дойдя до фотографии, которую разорвала на две части – позже мы с Берни склеили ее снова, – и долго разглядывала ее, положив поверх остальных. Затем закрыла глаза и попыталась представить улыбающуюся женщину в красном свитере.
– Привет, бабушка, – сказала я вслух.
И отчетливо услышала ее голос, отвечающий мне:
– Привет, Хайди! Наконец-то ты пришла!
Автобус доехал до Либерти за два с половиной часа, и я оказалась там около трех часов дня. Всю поездку я тихо просидела на своем месте, словно любое движение заставило бы мой страх воспламениться. Я представляла, как огромная рука внутри меня сжимает тревогу, словно пружину.
Диди, похоже, была не против того, что я молчала. Она была занята тем, что вязала длинный шарф для своего племянника, жившего в Олбани, где, по ее словам, зимой было так холодно, что мысли замерзали у тебя в голове, прежде чем ты успевал что-либо подумать.
Мы сделали всего одну остановку между Либерти и Нью-Йорком – в Монтичелло. Там я в последний раз пересела на другой автобус. Мне хотелось есть, и я нашла киоск, в котором продавались горячие крендели и газировка, и заказала два кренделя и маленький стакан лимонада. Когда пришло время платить, я обнаружила, что боковой кармашек моего рюкзака пуст, а все мои деньги исчезли.