Турецкий. 11 апреля. 9.00
Ирина Генриховна с Ниночкой по поводу первого теплого выходного дня отправились гулять по набережной, а Турецкий, вынужденный выполнять данное накануне обещание, остался чинить телефон.
В аппарате звонок работал через раз и звук то появлялся, то исчезал. Разобрав все до последнего винтика, Турецкий обнаружил причины: оборванный контакт и сломанное пластмассовое крепление рычага. Контакт он кое-как припаял, но клея в доме не нашлось. В поисках «Момента» он выгреб на пол в прихожую все содержимое кладовки и нашел-таки искомый тюбик, но тот, как назло, оказался абсолютно засохшим.
Турецкий решил с горя выйти за пивом и заодно поискать клей, может, в каком-то из ларьков удастся разжиться. Убирать хлам на место он не стал: Ирина с Нинкой собирались вернуться часа через два, не раньше. Можно успеть и пива выпить, и с телефоном закончить и прибрать.
От этих радужных мыслей его оторвал короткий звонок в дверь.
— Иду! — закричал Турецкий сдавленным голосом, как будто действительно идет черт знает откуда, лихорадочно заталкивая в кладовку наиболее неприглядное.
— Прошу прощения, Александр Борисович, — сказал Ильин, войдя в квартиру и скромно остановившись у порога, — целый час вам звоню, у вас все время занято.
— А я как раз выйти собирался: нужно клей купить. — Турецкий выпроводил Ильина на лестничную клетку, забросил в ящик с инструментом разводной ключ и, навалившись на дверь кладовой, закрыл ее, утрамбовав все, что валялось на полу.
— По убийству Калашниковой эти долбаные воскресенцы не продвинулись ни на шаг, только зря съездил, — сказал Ильин, когда они спустились во двор. — Можно было за пять минут все по телефону выяснить.
В тоне его Турецкий почувствовал упрек за испорченный субботний вечер. Незаметно для Ильина он переключил часы в режим секундомера и спросил:
— Поконкретнее давай, что у них есть? Что ты мог выяснить за пять минут по телефону?
— Сделан фоторобот подозреваемого, тот, что я вам вчера показывал. Подозреваемого видели несколько человек, когда он входил в подъезд. Среднего роста, небритый, на нем была спецовка, вязаная шапка на глаза, лицо черное, как у негра, — все в мазуте, на плече здоровенная сумка, из нее торчали моток кабеля и инструменты. Толком его, ясное дело, никто не разглядел, поэтому и фоторобот такой хреновый. По киллеру — все. Теперь что касается самой Калашниковой. Родственников нет: мать проживала в Звенигороде, умерла три года назад, отец не известен. По словам знакомых матери, Калашникова после школы уехала в Москву. Работала в частной фирме то ли секретарем, то ли бухгалтером. В Воскресенске знакомых не имела, с соседями отношений не поддерживала, общалась только с экономкой — Серебро Луизой Гавриловной. Она убирает в том доме в нескольких квартирах. Эта Луиза Гавриловна утверждает, что Калашникова появлялась изредка — не чаще двух-трех раз в месяц, гостей у нее ни разу не было, — короче, отдыхать приезжала. О себе никогда ничего не рассказывала. Осмотрел квартиру. Необжитая, шмоток практически нет, ни бумаг, ни документов, ни записной книжки, ни хрена! Выводы: в Воскресенске нам ловить нечего. Появились у Калашниковой свободные деньги, она и решила вложить их в недвижимость. Почему не в Москве, тоже более или менее понятно — устроила себе тайное лежбище. В общем, нужно брать за задницу Замятина, тут я с Эдиком согласен на сто процентов. Пусть колется, с кем гулял в «Ирбисе» тридцатого. Найдем вторую шалаву, если ее до тех пор не шлепнут, и выясним, кто и кому проболтался про квартиру Калашниковой в Воскресенске. Наверняка о ней знали максимум одна-две ее ближайшие подруги.