Можно не сомневаться, что если бы Люшков ко времени хасанских событий находился бы в Москве и на свободе, работая в центральном аппарате НКВД, то после ареста Блюхера наверняка последовал бы за ним. Генриха Самойловича элементарно могли обвинить как в соучастии в заговоре, так и в потере бдительности. Так что сбежал он очень вовремя.
Кстати, арест Блюхера Люшков, находясь в Токио, предсказал очень точно. Генрих Самойлович утверждал: «Группа изменников находилась в штабе Дальневосточной армии и включала таких близких Блюхеру людей, как Ян Покус, Гулин, Васнецов, Кропачев и др. Они пытались вовлечь Блюхера в политически опасные разговоры. Блюхер без нашего разрешения показывал им признания арестованных заговорщиков. После своего ареста Гулин говорил мне, что после отзыва Покуса в Москву Блюхер, выпивая вместе с ним, Гулиным, ругал НКВД за проводимые аресты, а также ругал НКВД за проводимые аресты, также ругал Ворошилова, Лазаря Кагановича и др. Блюхер признался Гулину, что до устранения Рыкова он был связан с ним и часто получал от того письма, что „правые“ хотят видеть его, Блюхера, во главе Красной армии». Я считаю, что это довольно показательный факт для выяснения истинных чувств Блюхера… Вообще, Блюхер очень любит власть. Его не удовлетворяет уже та роль, которую он играет на Дальнем Востоке, он хочет большего. Он считает себя выше Ворошилова. Политически сомнительно, что он удовлетворен общей ситуацией, хотя и весьма осторожен. В армии он более популярен, чем Ворошилов. Блюхеру не нравятся военные комиссары и военные советы, которые ограничивают его право отдавать приказы.
На XVIII съезде партии в марте 1939 года Сталин коснулся хасанских боев: «О чем говорят, например, события у озера Хасан, как не о том, что очищение советских организаций от шпионов, убийц, вредителей является вернейшим средством их укрепления?». Тут Иосиф Виссарионович явно использовал первоначальную заготовку, сделанную еще до начала конфликта. Он-то рассчитывал, что, быстро разгромив японцев на Заозерной и Безымянной, Красная армия продемонстрирует всему миру, что репрессии 37–38-го годов не ослабили, а укрепили ее мощь. Получилось же все с точностью до наоборот. В мире начали догадываться, что советские вооруженные силы совсем не так могучи и непобедимы, как это представляет пропаганда. Внутри страны, конечно, газеты и радио смогли представить поражение у Хасана победой, но Сталину все равно пришлось умолчать на съезде о том, что после «успешного разгрома японских захватчиков» командующий Дальневосточной армией был арестован и забит до смерти на следствии. Процесс «укрепления» Красной армии путем репрессий продолжился вплоть до начала Великой Отечественной войны.