Жавина такая лояльность к бывшему боевику, к тому же активно сотрудничавшему с джамаатом, нисколько не удивляла. Он давно уверился, что все в мире давно куплено и продано, а претензии у власть имущих бывают только к тем, кто не в состоянии откупиться. Значит, мулла смог заплатить столько, что его оставили в покое и позволили делать все, что захочется. В том числе проповедовать радикальный ислам.
Прапорщика это нисколько не задело. Он чувствовал, что бывший боевик еще может пригодиться ему. И кажется, время это пришло…
Жавин посмотрел на свое отражение в мутном зеркале – лицо осунулось, мешки под глазами, на щеках трехдневная щетина. М-да, явно не аристократ. Ну и ладно, аристократов всех давно вывели, а такие, как он, живут и жить будут.
Он уже который день прятался в Казани на квартире случайного знакомого, который укатил на вахту на Дальний Восток. И все это время думал над тем, как исправить ситуацию, в которой оказался, как добыть деньги и остаться при этом целым и здоровым.
И еще думал о том, как дошел до жизни такой. Все пошло наперекосяк, когда он расстался с родной армией. Однажды вовремя не унял разгоревшийся аппетит и заворовался так, что пришлось, несмотря на поддержку особистов, уволиться и отпасть от сокровищниц войскового имущества. Свою неуемную и часто бестолковую деловую энергию он в полной мере реализовал на гражданке. Крутился как электровеник. Пару раз богател. Несколько раз падал в финансовую пропасть. В результате бросил семью, порвал все социальные связи. Переехал в Татарстан. И там все пошло по новому кругу.
В итоге он попал в совершенно пиковую ситуацию – денег нет, зато долгов полно, а возможностей отдать никаких. Ладно, бог с ними, с долгами. Важнее то, что наклевывалась новая афера. На этот раз верная, стопроцентная, которая обязательно выведет его на другой уровень. И он станет уважаемым бизнесменом, а не вечным «купи-продай». Но на эту финансовую операцию, как всегда, нужны деньги. Не очень большие, но существенные.
Ох, не вовремя случилась эта заваруха с братьями Чешкиными. Нет чтобы этой пирамиде рухнуть на месяц позже. Тогда бы он крутанул деньги и сделал дельце. И с кредиторами бы рассчитался по-честному. Но пирамида рухнула именно сейчас. И началось классическое выбивание долгов, чего трепетная душа прапорщика просто не могла вынести. Пришлось делать ноги из города.
Где взять деньги? Как расплатиться с озлобленными кредиторами? У Жавина оставался один вариант, как можно сделать очень хороший гешефт. Опасный, но перспективный.
От армии, кроме нескольких мешков военного имущества, пачки фотографий с разных мест службы и копии приказа об увольнении, у Жавина осталось еще кое-что. Тот самый трофей, который взяли в памятный день около Аташ-Юрта. Предметы эти долгое время казались ему бесполезными. Хранил их просто как сентиментальную память о том времени, когда ему пришлось немножко побыть героем, что резко приподняло его в своих глазах. Он тогда ненадолго преобразился в другого человека – смелого, решительного, даже самоотверженного. После чего решил, что такое больше не повторится, – своя шкура ближе к телу. Теперь, припертый жизнью к стене, он взглянул на трофей под другим углом зрения. И этот ракурс ему нравился.