Итан тоже выудил из пакетика несколько драже.
– Когда я был маленьким, отец делал мне бельгийские вафли, которые – все без исключения – звали Боб. У Боба были глаза из черники, нос из взбитых сливок…
– Дай угадаю, – перебила его Эмма, – и рот из бекона?
– Нет. Из ломтика дыни.
– Вафли с дыней? – девушка скорчила гримасу. – Фу-у-у.
Итан только усмехнулся.
– Я не знал, что Саттон Мерсер любит играть с едой.
– У меня много тайн, – поддразнила его Эмма. – Есть многое, о чем ты даже не догадываешься.
«Больше, чем можно предположить», – мысленно добавила она.
– Тайны – это здорово! – Итан наклонился чуть ближе к ней, задев рукой плечо. Эмма не отстранилась, а он не спешил менять позу. На секунду Эмме показалось, что улыбка Итона предназначена не Саттон, а ей.
Щелк. Прожектора над их головами неожиданно погасли, и корт погрузился в чернильную темноту. Эмма вскрикнула.
– Все в порядке, – успокоил ее Итан, – просто вышло время аренды.
Он помог ей подняться и ощупью найти калитку; она проводила его до машины. Уже усевшись за руль и включив зажигание, он неожиданно высунул голову в окно и долго смотрел на нее, склонив голову.
– Спасибо, Саттон, – наконец произнес Итан.
– За что? – растерялась она.
Он неопределенно махнул рукой в сторону корта и черневшего над ним звездного неба.
– За все это.
Эмма улыбнулась, ожидая продолжения, но Итан нажал на газ, и машина плавно двинулась к выезду с парковки. В ночной тишине стало слышно, что водитель включил музыку – до Эммы донеслись первые аккорды «Светлячков», одной из самых любимых ее песен. Как только машина скрылась, она уселась прямо на теплый асфальт, глядя в темноту. Итан оказался первым нормальным человеком, которого она встретила за эти два дня. К сожалению, ему явно не было дела до Саттон.
Я не могла с ней согласиться. При взгляде со стороны становилось совершенно очевидно, что Итан играл в моей жизни какую-то важную роль, которую предпочитал не раскрывать до поры до времени.
Среда ознаменовалась для Эммы хорошей новостью. К середине дня все небо заволокли тяжелые грозовые тучи, поэтому после седьмого урока тренер Мэгги объявила по школьному радио, что тренировка отменяется. Эмма была настолько счастлива, что едва не бросилась обнимать стоящую неподалеку учительницу истории. После вечерней тренировки и неловкого столкновения с Итаном у Эммы отчаянно болели ноги.
Теперь же сразу после школы можно было вернуться домой. Эмма возилась с замком в шкафчике Саттон, когда кто-то обнял ее за талию. Обернувшись, она уткнулась носом прямо в букет тюльпанов, поверх которого сияло довольное лицо Гаррета.