– Я вас начинаю бояться, – сказала мисс Уилкинсон.
– Вы пойдете гулять после ужина, да? – упрашивал он.
– Если вы пообещаете вести себя как следует.
– Я пообещаю вам все, что хотите.
Он зажигался от огня, который сам же в себе раздувал; за вечерним чаем веселье било в нем через край. Мисс Уилкинсон поглядывала на него с беспокойством.
– Пожалуйста, не смотрите на меня такими сияющими глазами, – сказала она ему позже. – Что подумает ваша тетушка?
– А мне все равно, что она подумает.
Мисс Уилкинсон тихонько рассмеялась от удовольствия. Сразу же после ужина он попросил ее:
– Я пойду выкурить папироску, составьте мне компанию.
– Да не мучай ты мисс Уилкинсон, – сказала миссис Кэри. – Не забудь, что она старше тебя, ей надо отдохнуть.
– Что вы, я с удовольствием пройдусь, – ледяным тоном отозвалась мисс Уилкинсон.
– После обеда гуляй, после ужина отдыхай, – назидательно произнес священник.
– Тетушка ваша очень мила, но иногда она действует мне на нервы, – сказала мисс Уилкинсон, как только они перешагнули через порог.
Филип тут же бросил зажженную папиросу и обнял ее. Она попыталась его отстранить.
– Вы же обещали вести себя как следует.
– Неужели вы думали, что я сдержу такое обещание?
– Не так близко от дома. Вдруг кто-нибудь выйдет.
Он повел ее на огород, где никто не мог появиться в этот час, и тут мисс Уилкинсон уже не испугалась уховерток. Он целовал ее с жаром. Его всегда удивляло, почему она совсем не нравилась ему по утрам и не слишком нравилась днем, но зато вечером его волновало малейшее прикосновение ее руки. Он произносил слова, которые ему и в голову бы не пришли при свете солнца: он сам прислушивался к ним с удивлением и не без удовольствия.
– Оказывается, вы мастер ухаживать за дамами, – сказала она.
Он и сам так думал.
– Ах, если бы я мог выразить все, что у меня на сердце, – страстно прошептал он.
Все шло превосходно. Это была самая увлекательная игра, какую он знал, и прелесть ее заключалась в том, что он говорил почти искренне. Он только чуть-чуть преувеличивал. Его чрезвычайно занимало впечатление, которое его слова оказывали на мисс Уилкинсон. Ей явно пришлось сделать над собой усилие, когда она наконец предложила вернуться домой.
– Не уходите, – стал он упрашивать.
– Надо, – проговорила она. – Я боюсь.
Его вдруг осенило: он понял, как ему надо поступить.
– Я не могу идти домой. Посижу немного, приду в себя. У меня горит лицо. Спокойной ночи.
Он печально протянул ей руку, и она пожала ее без слов. Ему почудилось сдавленное рыдание. Это было великолепно! Когда, выждав положенное время и поскучав наедине с самим собой в темном саду, он вернулся в дом, мисс Уилкинсон уже отправилась спать.