– Вы ведь не слушали, – сказал он.
– Нет, что вы, конечно, слушал!
– Да я вас не виню, вы как нельзя лучше подтвердили то, что я только что сказал. Чего стоит искусство по сравнению с любовью? Я уважаю и даже восхищаюсь вашим безразличием к высокой поэзии, раз внимание ваше поглощено продажными прелестями этого юного существа.
Она прошла мимо столика, за которым они сидели, и Кроншоу взял ее за руку.
– Посиди со мной, детка, и давай разыграем божественную комедию любви.
– Fichez moi la paix[49], – сказала она, оттолкнув его, и продолжала свое шествие.
– Искусство, – закончил Кроншоу, взмахнув рукой, – это убежище от жизненной скуки, придуманное изобретательными людьми, пресыщенными едою и женщинами.
Кроншоу снова налил себе виски и продолжал разглагольствовать. Речь у него была плавная. Слова он выбирал очень тщательно. Мудрость и чепуха причудливо смешивались в его высказываниях: вот он потешался над своими слушателями, а через минуту, Словно играючи, давал им вполне разумный совет. Говорил он о живописи, о литературе, о жизни и был то набожным, то похабным, веселым или слезливым. Постепенно он совсем опьянел и тогда принялся читать стихи – свои и Марло, свои и Мильтона, свои и Шелли.
Наконец измученный Лоусон поднялся.
– Я с вами, – сказал Филип.
Самый молчаливый из них – Клаттон – продолжал сидеть с сардонической улыбкой на губах и слушать бессвязное бормотание Кроншоу. Лоусон проводил Филипа до гостиницы и пожелал ему спокойной ночи. Но, когда Филип лег в постель, заснуть он не мог. Новые мысли, которыми так небрежно перекидывались возле него, будоражили его сознание. Он был страшно возбужден. Он чувствовал, как в нем рождаются неведомые силы. Никогда еще он не был так в себе уверен.
«Я знаю: я буду великим художником, – говорил он себе. – Я это чувствую».
Его пробрала дрожь, когда вслед за этим пришла и другая мысль, но даже в уме он не посмел выразить ее словами: «Ей-Богу же, у меня, кажется, настоящий талант!»
Если говорить правду, он был просто пьян, хотя и выпил всего стакан пива, – его опьянение было куда опаснее, чем от алкоголя.
По вторникам и пятницам преподаватели проводили все утро в «Амитрано», разбирая работы учеников. Во Франции художник зарабатывает очень мало, если не пишет портретов и не пользуется покровительством богатых американцев; известные мастера рады увеличить свои доходы, проводя два-три часа в неделю в одной из многочисленных студий, где обучают живописи. По вторникам в «Амитрано» приходил Мишель Роллен. Это был пожилой человек с седой бородой и румяными щеками, который украсил декоративными панно немало правительственных зданий, – они служили отличной мишенью для острословия его учеников. Последователь Энгра, он не признавал новых течений в искусстве и желчно обзывал Мане, Дега, Моне и Сислея tas de farceurs