– Мы злые, – насупив брови, сказал Тимоха. – Выходишь на ринг, а тебе сотни глаз в спину. Крови ждут. Тяжело так. Даже рад, что ушел. Не для меня столько зла. Тяжело.
– Стою я на остановке, жду троллейбус, – начала Лиля. – Вечер. Рядом бабулька стоит с кошелочкой. Неожиданно подскочили два подростка, вырвали у нее из рук кошелку и принялись ней в футбол гонять. Продукты во все стороны полетели. Пакет молока лопнул. Бабушка села на лавочку и заплакала. А эти… хохочут. Я, конечно, сделала им замечание… А они… меня…
– Чего? – У Тимохи разве что шерсть на загривке дыбом не стала. – Почему мне ничего не сказала? Я бы их!
– Поэтому и не сказала. Я же тебя знаю. А они тинэйджеры – переходной возраст. Глупость наружу лезет. С возрастом пройдет. Да не злись Тимошенька, они только обозвали меня и все.
Она погладила Тимоху по руке.
– Вот об этом я и пытался сказать, – рассмеялся Ильич. – Вы непонятные, нелогичные и противоречивые. От вас никогда не знаешь чего ждать. Одни сюрпризы. Я немало прожил на Вашей Земле, но так и не смог вас понять. Вы настолько часто поступаете вопреки логике и здравому смыслу… что даже язык не поворачивается назвать вас глупцами. Вы лезете в горящий дом за любимой кошкой и бросаете горячие бомбы на город с тысячами мирных жителей. Безвозмездно сдаете кровь для больных и умышленно заражаете партнеров СПИДом. Идете на смерть ради своей Родины, которая потом гноит вас в ГУЛАГах. Вы говорите о вкусной и здоровой пище, а едите… Простите, но время проведенное у вас мой желудок мне никогда не простит. Мир полуфабрикатов и суррогатов. Не удивительно, что вы так мало живете… Простите, если кого обидел. Это только взгляд со стороны.
– На правду не обижаются, – сказал я.
– Я чипсы люблю, – мечтательно вздохнул Прыщ и облизнулся.
– И что? – поинтересовалась Лиля.
– Как-то состав прочитал. Возненавидел сначала тех, кто это гуано делает, потом себя за то, что его ем.
– И?
– Лиля, что ты икаешь. Не ты ли мне мозг сверлишь, что крошки чипсов по всему офису? Ну, нравятся они мне нравятся. И чихать на состав. Как за свежую гамалку засяду так пригоршнями гребу эту дрянь.
– Вот об этом я и говорил, – улыбнулся Ильич.
–
– Не шуметь, – приказала находящаяся в должности проводника Дайла. – Сначала я, а по сигналу остальные.
Она растаяла в вечерних сумерках.
Хорошо быть приближенными и их детьми. Марш-бросок основательно вымотал меня. Обессиленный Прыщ, развалившись под кустом, шепотом кроет матом всех, начиная от богов и Императора и заканчивая собственными мозолями. Даже Тимоха опустив на землю Лилю, устало оперся на ствол дерева рядом со мной. А Ильичу и Дайле хоть бы хны.