Это возмутило всех родных и родственников. Первым выразившим свое несогласие с решением суда был Халим-джан. Но когда он заявил об этом, ему ответили: «Вы не достигли совершеннолетия».
Едва Карим закончил читать дело, как вернулся Аминов.
— Ну как, Карим, прочел?
— Да, прочел и поражаюсь. Неужели этот гнусный Самадходжа смеет так бесстыдно, не считаясь с советскими законами, жаловаться на Халим-джана?!
— Как видишь! Он думает, что и мы, как кушбеги, казии, муфтии, поддержим его, вырвем из рук Халим-джана и других ближайших родственников наследство его покойного брата и отдадим ему!
— А распределили наконец имущество покойного Ахмадходжи?
— Через два года после его смерти, с помощью русских адвокатов и Российского политического агентства, Халим-джан добился распределения имущества отца между законными наследниками. Правда, в годы революции он, как член партии младобухарцев, вынужден был уехать и бросить все это дело… Но он не предал революцию и то, что осталось от состояния, пожертвовал ей. Потому-то я тебе и сказал, что нужно различать людей, видеть, чем отличаются друг от друга такие люди, например, Халим-джан от Самадходжи…
Хотя они и родня.
— А что теперь поделывает Самадходжа?
— Как я тебе уже говорил, он торгует на барахолке, обманывает покупателей. Пора закрыть барахолку.
— Настанет время — закроем… А пока пусть выносит свое барахло!
— А Халим-джан действительно оказался порядочным человеком.
— Да, и среди баев есть такие. Файзулла из их числа. Это натуры сложные, они ошибаются, но прислушиваются к голосу партии.
— Значит, можно им верить?
— Можно! — усмехнувшись, сказал Аминов.
Когда Карим вышел на улицу из здания Совета назиров, был пятый час. И хотя до вечера было еще далеко, кругом стояла мгла. Хмурилось небо, покрытое темно-серыми облаками, и как ни старался порывистый ветер их развеять, это ему не удавалось. Казалось, что из этих тусклых, скучных облаков польется не дождь, а серая муть. Мысли, перебивая друг друга, теснились в голове. «Хорошо, что уже август подходит к концу, — думал он, — скоро спадет летний зной… Очень трудно в жару драться с басмачами. А теперь, когда легче дышится, самое время воевать, изловить этого проклятого предателя Орипова! Кто мог подумать, что Орипов станет изменником! Ведь он считался революционером с давних пор. Я был тогда еще ребенком… Странное дело — стал предателем! Впрочем, кто знает, был ли он искренним революционером? Может, носил маску, чтобы быть хорошо осведомленным и тем самым получше служить контрреволюции. Быть против эмира еще не значит волноваться за судьбу трудящихся… Ведь эмир надоел и баям, и купцам, и националистам… Но когда эмира свергли и революция приняла нежелательный для них характер, они сделались яростными ее врагами — и Асад Махсум, и Абдулхамид Орипов, и всякие там еще «левые» и «правые».