— А что ты можешь ответить? Скажешь не знаю или, например, что он мог сделать, когда увидел, что она вышла на улицу без паранджи и головного платка… скажешь, что муж твой очень набожный, религиозный человек…
— Так, ну ладно… а что я буду делать одна без мужа? Сколько времени будут держать Бако-джана в тюрьме?
— Бог знает, сколько его там продержи! Если долго, подашь заявление на развод… а потом я сам женюсь на тебе.
— Я не девочка, чтобы поверить таким обещаниям!
— Клянусь Кораном! — уверял Низамиддин. — Честно говоря, я знал много женщин, но такой, как ты, во всем мире нет. Почему же мне не сделать тебя хозяйкой в моем доме? Чем ты хуже других? Я уже не молод, бог даст, сыграем свадьбу, женюсь на тебе, будем всегда вместе.
Зухра была женщиной легкомысленной, податливой на мужскую ласку и, услышав такие сладкие слова, сразу позабыла про свое горе и с игривой улыбкой на устах сказала:
— А что люди скажут? Вот, скажут, назир-эфенди женился и позабыл про все свои важные дела, отошел от всего?
— Пусть говорят! — отвечал Низамиддин, глядя на часы. — Я ведь тоже человек, имею право жить со своей законной женой. Ну, ладно, ты успокойся, сегодня вечером я буду дома, свари хороший плов, поужинаем вдвоем… но только никому не говори, что твой муж арестован, вообще не болтай. Я пойду, все узнаю, потом тебе расскажу. А сейчас займись своими делами. Как будто ты ничего не знаешь. Да, кстати. Я давно собирался тебе подарить чудесные серьги. Сейчас тебе их дам — в знак моей любви, вечером ты их наденешь.
Он вынул из кармана ключ, отпер металлический, украшенный орнаментом сундучок, спрятанный в стенной нише за дверцей, достал золотые с жемчугом серьги и отдал их женщине. И тут же подумал: «Не дать ли ей сейчас яд под видом лекарства для Халимы, а потом обвинить ее в убийстве и арестовать?..»
Но зазвонил телефон, и он, ничего не решив, направился к телефону…
В ЧК кипела работа.
В эту ночь Асо даже не мог пойти домой. Как ни старались привести в чувство Бако-джана, это не удалось. Падая, он ударился сильно о камень головой. Врач перевязал рану, из Кагана привезли лекарства, делали ему уколы. Бако-джан наконец пришел в себя, но отвечать на вопросы у него недостало сил.
Под утро Асо ушел домой, но в восемь часов его снова вызвали: кто-то влил яд в пиалу с водой и дал Бако-джану.
— Хорошо, что он не выпил всю воду из пиалы, — докладывал Асо дежурный, — да и ту, что выпил, тотчас вырвало. В это время как раз пришел врач его навестить. Он прежде всего убрал пиалу с отравленной водой, сделал больному укол, заставил его выпить почти полный кувшин воды с содой, прочистил ему желудок. Потом посадил раненого в фаэтон, и мы с доктором и двумя солдатами отвезли его в больницу Шейха Джалола. Караульные остались там.