пока ты не примешь решение.
Глядя на него, я опешила от его торжественного выражения лица. Я стараюсь говорить
связно.
– Звучит серьезно.
– М–м–м. – Он отводит от меня взгляд.
– Ты должна меня выслушать. Давай присядем. Выслушай меня, только спокойно.
От того, что свет падает из окна, его зрачки становятся похожими на большие темные
озера… Я прячу свое беспокойство поглубже, чтобы оно не отравляло мои мысли.
– Если это разговор в стиле «мне очень жаль, но у нас ничего не выйдет», то я бы
предпочла постоять.
– Это зависит от тебя. Возможно, ты скажешь мне это после того, как услышишь то, что я
хочу тебе сказать.
– Этого не будет, сэр.
– Ты неисправима для той, кто не может чертовски правильно умолять и чтобы тебе стать
сабой, нужно приложить максимум усилий. – Он наклоняется и скользит своими губами
по моим.
Я не очень хочу разговаривать. Единственное, что мне надо – это сплести наши тела. Я
приоткрываю губы, страстно желая почувствовать его теплоту, влажный язык у себя во
рту. Вместо медленного и спокойного поцелуя, он подхватывает меня и прижимает меня
спиной к двери. Это поцелуй совсем не похож на нежный, скорее на лихорадочное
изучение друг друга. Наши языки танцуют, требовательно сплетаясь, я прикусываю его
губу, сильно желая, чтобы он сделал что–то неописуемое со мной. Я глажу его сквозь
пиджак, крепко держу его за лацканы, тесно прижимаюсь, чтобы устоять.
Когда он поднимает голову, я чуть ли не задыхаюсь, готова скинуть свою одежду при слове
«действуй».
– Я хочу тебя, и это не утверждение, – говорю я, подходя к нему.
Он обхватывает мое запястье и сжимает.
– Во–первых, ты должна услышать то, что я должен сказать. Тебе. Давай выпьем и
разберемся со всем этим. – Он произносит это серьезно и пристально смотрит на меня. То
как он сжимает челюсть, заставляет меня сделать то же самое. Чтобы он не хотел мне
сказать – это серьезно.
– Отлично. Уже пять часов и сегодня пятница. Давай воспользуемся твоим офисом.
– Господи. Звучит очень даже ничего, чтобы начать таким образом наш уик–энд. – Беннетт
смеется, но его смех звучит глухо.
Его смех не затронул его глаза – и на секунду – в его глазах мелькает искорка боли. Мы
смотрим, не мигая друг на друга, и сила, которую он источает, зарождает боль глубоко у
меня в груди.
– Я вовсе не это имела в виду… – Отлично, это наглая ложь. Я полностью за то, чтобы
«воспользоваться» его кабинетом, занимаясь безумным сексом–с–вырыванием–волос. Но
на его лице опять мелькнуло это нескрываемое выражение. То, с каким он смотрел на меня
там в Бостоне. Боль, смешанная с чем–то темным. Сейчас это выражение было как–то со