«Ну наконец-то на их лицах появляется осмысленное выражение...» – подумал офицер с некоторым облегчением, которое тут же сменилось состоянием тревоги, стремительно уступающей место ужасу: «О нет! Только не это! Только не сейчас!..» – испугался он, видя как новобранцы, один за другим теряют самообладание, а вместе с ним и способность сдерживать смех.
Комендант невозмутимо стоял перед солдатами, позволяя им спокойно смеяться. Но потом, вспомнив о времени, строго взглянул на офицера, который тут же навёл порядок в строю.
– Ой, не могу! Это нас он называет маменькиными сынками! – говорил, покатываясь со смеху, один из новобранцев после учений. – У самого ещё материнское молоко на губах не обсохло, а туда же – «маменькины сынки!». Ох, ну и насмешил!
– Ну, положим, не материнское, а молоко кормилицы, – ответил ему старый солдат, не первый год нёсший службу в этой крепости. – Ты же знаешь, аристократов не матери, а кормилицы кормят, а наш комендант – не простой дворянин, а высокородный пэр Англии, – принц крови, родной брат короля. Ты ещё будешь гордиться тем, что служил у него.
– С чего ты взял?
– Я хорошо помню его отца, славного герцога Йорка, – он был великий воин. Да и король наш не хуже, – хоть и молод ещё, но ни одной битвы не проиграл...
– А этот, наш комендант?.. – спросил новичок, вспоминая присутствовавшего на учениях синеглазого мальчика лет девяти – десяти, который до коликов рассмешил новобранцев, назвав их маменькиными сынками.
– О! Ему уготовано славное будущее... – вступил в разговор офицер. – Он одержит столько побед, что по доблести будет сравним с самим Гектором, великим защитником Трои.
Тихий вечер спустился на поля и равнины Дорсетшира и уступил место ночи, щедро осыпавшей звёздами чёрный, бархатный небосвод. Комендант крепости Корф-Кастелл после обычного ежевечернего совещания с офицерами и ночного обхода постов часовых теперь мирно спал, завершив ещё один день своей военной службы. Его тёмно-каштановые волосы густыми прядями были рассыпаны по подушке, из-под которой виднелся краешек маленькой, но уже натруженной и сильной руки. Отцовский двуручный меч, весь долгий день оттягивавший ему спину так, что он в пояснице кренился на бок, как былинка на ветру, теперь лежал на столе рядом с распечатанным письмом от невесты.
Его юная избранница, которой в этом году исполнилось шесть лет, ещё толком не умела писать. Поэтому её письма в основном состояли из рисунков, где были изображены он, она и их будущие дети. Своей детской рукой она могла написать ещё очень немногое: только своё имя – «Анна» и его имя – «Ричард», а ещё слова: «Я тебя люблю».