- Что?
Костя Шухарев постоял, потом его лицо, все это время не выражавшее никаких эмоций, бесстрастное лицо умершего человека, вдруг дернулось. По всей фигуре пробежала рябь и у правого виска Кости, Птица разглядел черную зияющую точку, которой раньше не было. Шухер, словно плохо смазанный механизм, поднял руку, согнул ее в локте и махнул куда-то вдаль, продолжая смотреть в глаза сослуживцу. - Идти? Туда?
Шухарев кивнул и согнувшись словно старик, зашагал обратно, в том направлении откуда они только что пришли. Сокольских, не отрываясь смотрел ему в спину, а затем, как во сне, постепенно прибавляя шаг, побежал в указанном ему направлении. Миновав открытое место и удалившись на почтительное расстояние, он оглянулся. В свете не по-осеннему большой и яркой луны, Птица рассмотрел удалявшийся силуэт Кости Шухарева. Тот уже почти достиг торчавших черными коробками, домов, как ему навстречу вывалилось давешнее существо, издали похожее на косматый бульдозер, с двумя клешням по бесформенным бокам. На этот раз оно не ринулось к солдату, норовя порвать и раскромсать, неведомо как, улизнувшую в прошлый раз добычу. Нет. Тварь привела с собой тех, кому это действительно, похоже было под силу. Неясные мутные контуры расчертили воздух вокруг Шухера. Зыбкие тени рваными тряпками завертелись вокруг согнувшегося разом Костика. Тем не менее, он упрямо двигался вперед. Было слишком далеко, чтоб четко разглядеть происходившие события. Сергею казалось, что мельтешащие фигуры, отрывают от призрачного пограничника клочья сизого тумана, отчего раз за разом Шухарев становился все тоньше и прозрачнее. Сокольских так и не узнал, чем кончилось трагическое действо - луна скрылась за набежавшей паклей туч и Зона погрузилась во тьму. Птица бежал по грязному асфальту, рискуя навернуться в темноте на разнородный хлам и препятствия, торопясь выскочить за городскую черту Припяти. Минут за десять он пролетел пригородную зону. Мелькнули разрушенные остовы домов и вот уже его ноги заскользили по мокрой от тумана траве. На одном дыхании он миновал поле, отделявшее лес от бывшего города атомщиков и лишь оказавшись среди молчаливых копий сосен и елей, без сил повалился на холодную землю. За ним никто не гнался, его не встретила у опушки засада солдат, он был жив, не облучен и не покалечен. Тем не менее, разучившийся плакать еще много лет назад, Серега лежал, обхватив голову руками, беззвучно трясясь от накатившей на него боли и тоски. Причина хранилась глубоко под огрубевшей скорлупой его сердца. И в один короткий миг она обнажилась перед безликим и ядовитым дыханием Зоны.