Когда Первый увидел город и попытался его понять как систему, ему сразу показалось, что эта система не вполне исправна. В городе явно не хватало какого-то базового смысла, который, наверное, раньше был, а потом то ли пропал, и его не смогли найти, то ли сломался, и его не сумели починить. Но зона представляла собой на фоне города полный и окончательный экзистенциальный ужас. Здесь никаких смыслов не могло водиться изначально. Зона олицетворяла тщетность бытия и безнадежность усилий.
Электронная психика Первого умела строить обобщения на функциональном уровне, но более сложный, категориальный, был ей недоступен. Робот не мог, увидав несчастных собратьев, примерить эту ситуацию на себя, потом на весь известный мир и увидеть: его, Первого, тоже бросили.
Всех бросили.
Жуткое ощущение пустоты, ты будто падаешь в бездну, в чёрную дыру. Полная безнадёга, хоть убей себя коротким замыканием. Но вот парадокс: даже сумей Первый отрефлексировать это, для него лично ничего бы не изменилось. Он просто встряхнулся бы и пошёл дальше.
Ведь если твой долг отвечать за других, главное – чтобы никого не бросил ты сам. Первый родился лесничим. В его жизни всегда был смысл, и этот смысл не мог улетучиться или сломаться, пока на планете ещё теплится жизнь.
Первый взялся наводить порядок.
Он теперь на многое смотрел с учётом недавнего печального опыта. Для начала Первый взял под контроль самого смышлёного из числа заводских наладчиков, получив в свои руки фактически программиста. Тот легко законнектил Первого со слесарем. Через неделю совместных усилий вся зона освоила единый протокол, заговорила на одном языке. Это дало возможность устроить повальную диагностику и начать ремонтировать железный народец. К счастью, комплектующие были унифицированы по максимуму, и в электрика вставали блоки от мусоровоза. На запчасти пошли несколько «покойников» и один живой, но полностью свихнувшийся дворник.
Первый спешил: хотел успеть до весны, пока земля не оттаяла, а то по распутице трудно уходить в побег. Но чинить надо было всех, кто поддавался ремонту. Теперь он знал, как это важно: ремонтировать сразу, едва заметил неисправность.
Сложнее всего оказалось с тракторами-рецидивистами. Они были в порядке. Они просто делали свою работу: харвестер валил лес, трелевочник оттаскивал. За это их ловили и сажали. Как решить такую загадку, Первый не понимал. Он тоже делал свою работу – и вот вам, пожалуйста, уголовный преступник, семь лет общего режима.
Разгадка нашлась на схеме, по которой ориентировались лесорубы. Харвестер, старший в этой паре, имел задачу пробить в тайге просеку с выходом к стройплощадке. У Первого хватало полномочий, чтобы запросить свежую карту со спутника. На ней виднелась просека, она шла через означенную точку, где никакого строительства не было в помине, – и уходила дальше. Вероятно, стройку просто не начали. А лесорубы упорно двигались вперёд, за что их трижды наказали.