Мегрэ приступил к десерту, когда до него дошло, что жена наблюдает за ним с чуть насмешливой материнской улыбкой. Он сделал вид, что ничего не замечает, и уткнулся носом в тарелку. Проглотив несколько ложек взбитых сливок, он поднял глаза.
— У меня пятно на носу? — проворчал он.
— Нет.
— Тогда почему ты смеешься?
— Я не смеюсь. Я улыбаюсь.
— Довольно ехидно… Что во мне смешного?
— Ничего смешного, Жюль.
По имени она его называла только в минуту душевной растроганности.
— Тогда в чем дело?
— Ты отдаешь себе отчет, что не сказал ни слова с тех пор, как сел за стол?
Нет, он не отдавал себе в этом отчета.
— Можешь ты сказать, что сейчас ел?
Он ответил нарочито ворчливым тоном:
— Бараньи почки.
— А до этого?
— Суп.
— С чем?
— Не помню. Кажется, с овощами.
— Это все из-за той женщины ты так мучаешься?
Обычно г-жа Мегрэ знала о делах мужа только из газет.
— Ты считаешь, что она не убивала?
Он передернул плечами, как бы желая избавиться от навязчивой мысли:
— Я ничего не знаю.
— Наверное, его убил Дьедонне Пап, а она была сообщницей?
Ему хотелось ответить, что это не имеет никакого значения. В самом деле, ему было совершенно безразлично, кто убил. Главное — понять. А он не только все еще не понимал, но, напротив, чем больше знакомился с участниками этой истории, тем больше запутывался. Поэтому он и отправился домой обедать, а не сидел сейчас в кабинете, прикованный к делу: ему хотелось отвлечься, погрузиться в повседневную домашнюю жизнь, чтобы взглянуть потом новыми глазами на главных героев драмы.
Вместо этого он, как сейчас заметила жена, просидел весь обед молча, ни на минуту не переставая думать о г-же Калас, о Папе и об Антуане.
Нечасто приходилось ему чувствовать себя столь далеким от решения вопроса. Точнее, редко когда вопрос стоял перед ним столь необычным образом.
Типов преступлений не так уж много. В общих чертах их можно разделить на несколько больших категорий.
Преступления, совершенные профессиональными преступниками, легко раскрываются полицией. Если, допустим, некий тип из банды корсиканцев пристукнул в каком-то баре представителя банды марсельцев, то для набережной Орфевр это чисто математическая задача, решение которой не выходит за рамки служебной рутины.
Пусть один или два сбившихся с пути молодчика ограбят хозяйку табачной лавчонки или инкассатора банка — охота за ними тоже имеет свои правила.
В преступлениях на почве чувственных побуждений всегда известно, куда идти и как действовать.
Наконец, когда имеешь дело с преступлением на почве корысти, например из-за наследства, страховки или более сложного плана, цель которого всегда — захват имущества жертвы, тоже чувствуешь себя уверенно, как только выяснишь мотив преступления.