ДО ТВОРЦА!!!
Творца чего? И того и другого.
Вселенной и стихотворения о ней.
Это ОН смотрит на планету, где можно сдать белье в прачечную, потому что где-то «не спят истопники» и следят за распорядком, за жизнью бесконечных миров, вселенных, звездных скоплений-материков.
И в последних восьми строчках все становится до прозрачности ясно:
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
К кому это обращение? Читаем дальше:
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну,
Ты – вечности заложник
У времени в плену!
Мы добрались до «крытого черепицей старинного чердака». Кому же «не спится?»
(Я не случайно тяну. Сразу вспоминаю тютчевское: «Мысль изреченная есть ложь».)
Не спится Богу и Художнику.
Богу – потому что если он уснет, то вся картина мироздания будет разрушена.
А художник – это Его воплощение на Земле, ему тоже нельзя спать, ибо он «пленник времени».
И взят в плен он именно для того, чтобы суметь охватить картину Бытия, временно находясь на Земле.
Ибо, лишившись своего плена, он, Художник, «растворится в тумане, станет крестиком на ткани», станет частью этой грандиозной картины мироздания и не сможет оценить на равных «метки на белье», «крен Млечного Пути», «не спящих истопников», забудет земную мифологию.
Он взят в плен (на время) из вечности для того, чтобы соединить вечность и мгновение и, познав мгновение, увидеть его из вечности.
А зная вечность, увидеть его из мгновения.
Теперь можно четко сказать, что стих одновременно расширяется и сужается.
Расширяется в пространстве и сужается до размеров «крытого черепицей старинного чердака».
Перед нами – гениально поэтически понятый макро– и микромир.
Я хочу познакомить вас с утверждением из книги философа XV века. Даже если мы с вами его сейчас не поймем, то почувствуем в контексте стиха.
В своей книге «Об ученом незнании» Николай Кузанский пишет: «Образ свертывания всегда больше образа развертывания вечности».
– Как это так! – зашумят опять читатели.
Но ведь вы уже шумели, когда мы анализировали стих.
И утверждали, что пространство уменьшается.
И в конце концов оно «уменьшилось» до масштабов Творца.
Можно ли «уменьшить» его еще?
Вся парадоксальность этого стихотворения Пастернака в том, что в нем принципы расширения и сужения равнозначны.
Иллюзия сужения на вербальном уровне дает нам расширение на уровне философском.
«Тень крыла», которая ложится «всем корпусом на тучу», на вербальном уровне воспринимается как возвращение к летчику.
А на философском – парение Ангела.
На вербальном уровне истопник – вполне конкретная и предельно земная профессия.