Мать говорила без умолку и продолжала всхлипывать. Люба не понимала, с чего это она так расчувствовалась.
— Ты все молчишь — наверно, устала с дороги! Сейчас, сейчас придем, я тебя покормлю и спать положу…
Люба только сейчас заметила, как изменилась мать — губы и ресницы накрашены, вырез блузки открывает высокую грудь. Совсем другой стала она в этом Кракове.
— Какая ты красивая, — потрясенно сказала Люба.
— Ах, спасибо, доченька! И ты очень хорошо выглядишь, я так рада, что мы снова вместе! Что бы тебе хотелось съесть на ужин?
— Мне вообще есть не хочется.
— Ну тогда сразу ляжешь спать, а с утра пойдем гулять, я покажу тебе Краков.
Любе нравилось, что мать говорит с ней, скорее как с подругой. Пока они шли, Магда без конца здоровалась со встречными мужчинами, кому-то улыбалась, кому-то помахивала рукой. Видно, у нее тут много поклонников. Люба гордилась, что у нее такая привлекательная мама.
— Уже близко.
Они миновали высокие бетонные здания, стоявшие вперемежку со старинными домами в стиле барокко, и вышли на вымощенную булыжником площадь, закрытую для машин. Там теснились бесчисленные палатки и лотки, а посреди высилось здание причудливой архитектуры — это был знаменитый рынок, где покупал себе одежду еще Коперник. Люба испуганно прижалась к Магде при виде страшных каменных фигур на крыше.
— Не бойся, — засмеялась Магда, — они называются «химеры».
Любу ошеломил этот водопад новых ощущений: звучала разноязычная речь и музыка, звенела посуда в открытых кафе, пахло свежим кофе.
Наконец они подошли к обшарпанному трехэтажному дому, по лестнице с выщербленными каменными ступенями и ржавыми перилами поднялись наверх, в маленькую комнату. У одной стены стояла старомодная железная, кровать, к другой был придвинут топчан, а посредине Люба увидела комод, а на нем — плитку. Ванная и уборная находились в конце коридора. Магда поставила чемодан на пол.
— Вот на этом диванчике и будешь спать. Давай-ка разложим твои вещички, а то мне скоро уходить на работу.
— А где ты работаешь? — спросила Люба.
— Комнатка, конечно, маленькая, но ничего: в тесноте, да не в обиде, правда? — сказала Магда, не отвечая на ее вопрос.
— Иди, мама, а то опоздаешь. Я сама распакую чемодан.
Та посмотрела на нее:
— Справишься?
— Не беспокойся.
Слезы опять выступили у Магды на глазах, она крепко прижала к себе дочь.
— Ах, девочка моя, как хорошо, что ты со мной. Я так скучала по тебе.
— А я — по тебе.
— Скоро накопим денег, выберемся отсюда, найдем папу, и снова будем все вместе.
Любе что-то мешало разделить эту надежду.