3. Проклятые гормоны. Письмо в Германию
Там, на Чукотке, в долгие тягостные месяцы полярной зимы я многажды, как далекий сон, как сказку — да было ли все это?! — вспоминал те славные месяцы, то замечательное времечко, ту великолепную, сытую, обустроенную жизнь в далекой, чужеземной Германии; Володьку и Мишуту, Арнаутова и Астапыча, малышку Габи; ящики с компотами, свой двухкомнатный «люкс» с приспособлением телесного цвета, да чего скрывать… Полину Кузовлеву.
Там, на Чукотке, где на расстоянии ста километров не было ни одной женщины, кроме редких жен офицеров, мне стала постоянно сниться ее лохматая рыжая подмышка, и я мучительно пересиливал ночные спазмы, вспоминая пережитые минуты восторга, ее тело, толстые ляжки, и так хотелось отогреться на ее горячей пылающей груди. В землянке-норе, свернувшись в своем логове для сна клубочком как эмбрион, дрожа от лютого, вселенского холода и накатившей до зубовного скрежета тоски, я ощущал себя абсолютно одиноким во всем мире. Закрыв глаза, я пытался представить, что сказали бы о Полине и моих с ней отношениях близкие мне офицеры.
Старик Арнаутов, как всегда, смотрел бы в корень:
— Щенок впервые в жизни понюхал живую самку и вообразил, что это единственная и неповторимая женщина. Нам не до горячего, лишь бы ноги раскорячила. Понюхает еще десяток и поймет, что это — всего-навсего физиология. А женщина в жизни может быть только одна!
— Знаешь, Компот, это даже не телка, а корова, — брезгливо бы заметил Володька. — Рядовому или ефрейтору с голодухи такое еще простительно. Но ты-то офицер!
— Не надо, братцы, усложнять, — наверняка примиряюще сказал бы Кока-Профурсет, известный сердцеед. Ну и что, что с такой рожей ей бы сидеть под рогожей. С голодухи и такая сгодится: было бы нутро не овечье, а человечье. Что ему на ней, на параде ездить, что ли?
Володька меня любил и не стал бы на меня кричать, увидев Полину, а постарался бы обосновать все теоретически. Он наверняка сказал бы:
— Офицерскому корпусу суждена руководящая роль в культурной жизни общества. Представь свое будущее. Ты полковник Генерального штаба или даже генерал. Проводится посещение консерватории или, допустим, Большого театра. Или, может, это большой дипломатический прием. Все офицеры и генералы с настоящими женами, достойными, которых не стыдно показать и представить любому послу или даже маршалу. С женами, на которых штатские смотрят с завистью и пускают слюну. И вдруг появляешься ты с этой деревенской коровой, извини за дружескую прямоту, с этой Матреной со свинофермы.