Ловчев выждал полминутки, внемля собеседнику.
– Нет-нет, конечно, взрыв стелларатора, потом химероиды… Это уже известные вам ЧП… Я неправильно выразился! Теперь не ЧП, а ЧС, чрезвычайная ситуация! Вы говорили, о таких надо предупреждать…
Ловчев примолк еще на чуть, а затем перешел к сути:
– Тут двое эмчеэсовцев видели химероидов. Оба видели… Да, я же говорю: оба! Нет, не врут. Совпадает с нашими средствами объективного контроля.
Обернувшись к нам, Ловчев спросил:
– Вы не родственники случайно?
– Нет.
– Не родственники, – доложил он по рации. – Понял… Сейчас.
Ловчев отключился и сказал нам:
– С вами хочет поговорить мой начальник, Густав Рихардович Литке.
– А кто он по должности, я могу полюбопытствовать? – набрался наглости я. – Да и вы вообще, – я обобщающим жестом обвел его подчиненных, – кто такие будете?
– Мы космодесант. Это всё, что вам сейчас нужно знать.
Господин с загадочной фамилией Литке (немецкая? голландская?) сразу произвел на нас впечатление.
На вид ему было лет шестьдесят – суховатое лицо, на голове седой ежик, – однако его пластика, его голос источали такую энергию, какой позавидовал бы и тридцатилетний.
Серые глаза Литке были переливчатыми и цепкими. Р-раз! – и ты уже в рабстве. Готов служить новому господину, такому безупречному, такому великолепному, до конца своих дней.
Не люблю я такие глаза.
Или, наоборот, люблю… Как посмотреть.
Ну и рост, друзья мои, рост. Два метра – не меньше!
Гигант сразу же протянул ладонь для рукопожатия – чтобы поздороваться с нами как с равными. (Чего, конечно, никакой Егор Ловчев не делал! Средний офицерский состав – он, знаете, такой… Все поголовно – наполеоны.)
– Господа, приветствую вас на борту гравилета КС-1, также известного как «Сальвадор Альенде», – сказал Литке.
Да, тут надо пояснить. Мы и впрямь – хотя в это мне и не особенно верилось, всё происходящее казалось сном – находились на борту той самой летающей ромбической штуковины, куда нас подняла незримая сила, действующая внутри прозрачной «шахты лифта».
Литке принял нас в вертолетном ангаре, который, оказывается, располагался в центре черного ромба. Пол ангара был прозрачным. Точнее сказать, односторонне прозрачным. То есть снаружи его материал представлялся непроглядно черным, а изнутри – лишь слегка затонированным.
Внизу сквозь клубы жирного дыма виднелся изуродованный корпус «Т», далее серели с виду неповрежденные, разве что присыпанные пеплом брикеты зданий ЦИВЭ и веер вываленных ударной волной сосен.
– Сальвадор Альенде? Что-то смутно знакомое, – сказал я, чтобы не казаться невеждой.