— Это вы звонили? — спросил врач, и Матиас кивнул. — Где ваша мать?
— В гостиной. Идемте.
Он прошел вперед, врач и два санитара последовали за ним. От волнения Матиас даже споткнулся о туфли, которые выглядывали из-под шкафа для обуви в коридоре.
Затем все произошло очень быстро. Врач, похоже, сразу понял, что случилось с госпожой фон Штайнфельд. Он тут же поставил ей капельницу, а после ее поспешно уложили на носилки и отвезли к машине скорой помощи.
— Я полагаю, это апоплексический удар. Вы поедете с нами?
Матиас кивнул. В машине он сидел рядом с матерью, держал ее узкую морщинистую худую руку в своей и беспрерывно гладил. Он шептал ей слова утешения, не понимая, что говорит, и чувствовал себя таким беспомощным, как еще никогда в жизни.
И только в коридоре больницы он осознал, что она могла умереть. О такой возможности он все эти годы даже не думал, действительно не думал. Такого быть не могло, это было просто невозможно!
Мама. Она всегда была рядом, всегда в его распоряжении. Он не мог представить себе мир без нее.
Любое желание, которое Матиас высказывал хотя бы мимоходом, она запоминала и без лишних слов исполняла. Пусть даже два года спустя, когда сам Матиас давно о нем позабыл.
Она была просто чудесная. Настоящая дама — изящная, красивая и элегантная. А еще она умела развешивать картины, менять лампочки, шить гардины, варить ром и печь шварцвальдский торт с вишнями. Она умела вбивать дюбеля в стены и вешать на них полки, умела самостоятельно, весело насвистывая, собирать мебель, укладывать ковровое покрытие и стелить паркет. Она умела просто все.
На каждый вопрос у нее был ответ. И у нее всегда на все было время: она ничего не откладывала на завтра, а делала все сразу же и незамедлительно.
Она стала королевой Матиаса, его святой. Она придавала его жизни смысл.
И сейчас эта бессмертная лежала с апоплексией в реанимации, и врачи пытались спасти то, что еще можно было спасти.
Он отказывался признавать, что его мать тоже обладала телом, которое было смертным и которое так же поддавалось тлену, как и все остальные. Он любил обнимать ее, хотя в последние годы она сильно похудела и становилась все меньше и меньше. При этом он отдавал себе отчет в том, что никогда не будет в состоянии кормить ее, мыть и даже менять ей памперсы. Никогда! Он будет платить тому, кто будет делать это вместо него. Он не позволит, чтобы подобные повседневные вещи разрушили его веру в ее уникальность и бессмертие. Словно тигр в клетке, он метался по больничному коридору и был благодарен судьбе зато, что не видел, что врачи за дверью с матовым стеклом делали с его матерью. Уже один вид трубки в носу был бы для него невыносим, а мысль о том, что у нее в руке торчит игла капельницы, вызвала такую дикую боль в его теле, что Матиас согнулся чуть ли не пополам.