Он еще раз сжал руку Матиаса и удалился. Его распахнутый халат развевался, словно королевская мантия, когда он стремительно шел по коридору.
Матиас остался на месте и несколько минут ничего не видящим взглядом смотрел на матовое стекло двери, ведущее в отделение реанимации, словно раздумывая, не ворваться ли туда или хотя бы не разбить ли дверь.
Потом он повернулся и покинул больницу, прекрасно понимая, что этой ночью не пойдет домой и не будет спать ни минуты.
То, что случилось, изменило все. Ничего теперь не будет так, как раньше.
Он думал о матери так, словно она уже была мертва. Мысли крутились у него в голове, но при этом уложились всего лишь в несколько фраз, которые, словно карусель, вертелись в его мозгу: «Что я буду делать без нее? Ради бога, что же мне теперь делать?!»
Было ясно, что без матери он абсолютно беспомощен. Сможет ли он и дальше жить в доме, в котором провел всю жизнь и где все, действительно все, напоминало о ней? Может, лучше продать дом и купить квартиру в пентхаусе, с видом на город, с ресторанами, барами и магазинами прямо за дверью? Тогда ему не придется каждый день садиться в машину, чтобы поехать в театр или на концерт, да и среди огней города он будет себя чувствовать не таким одиноким.
Матиаса охватил ужас, когда он подумал о том, что придется столкнуться со страхованием на случай инвалидности (а есть ли оно вообще?), с сиделками, которые станут заботиться о матери, а значит, бродить по дому. Даже представить страшно!
Одна только Людмила, уборщица русского происхождения, которая приходила раз в неделю на восемь часов и убирала весь дом, беспрерывно что-то напевая себе под нос, достаточно сильно действовала ему на нервы.
Если бы мать умерла, это оказалось бы величайшей катастрофой, какую только он мог представить, но то, что она стала инвалидом, нуждающимся в уходе, ничуть не лучше. Не было ни малейшего проблеска света впереди. Он оказался в тупике.
Мать постоянно освобождала его от нудной писанины, и подобное делегирование мастерски удавалось ему также и на работе. Он был очень успешным маклером, он умел убалтывать клиентов на приобретение домов, которые те, собственно, и не собирались покупать, а когда он по-настоящему брался за дело, то ему удавалось даже среднего качества недвижимость превратить в объект вожделения клиента.
Виола, его секретарша, после того как договор купли-продажи завершался рукопожатием, выполняла всю бумажную работу, а его коллега Гернот ходил с клиентами к нотариусу и с безграничным спокойствием разъяснял все, что обыкновенному человеку, не юристу, было непонятно или казалось подозрительным в сделке купли-продажи.