Атлантида священная (из действительности доисторических времен) (Алсари) - страница 25

Гермес вспомнил даже, как толстуха Изе, которую он не очень-то привечал, приглашала его на некое собрание, намекая, что и сама царица, мол, не гнушается бывать там и наблюдать за жизнью астрала. «Жуткая картина! – говорила Изе. – Нам, в нашей пресной жизни, не мешает иногда пощекотать нервы!»

Да, Гермес знал: это сделалось модой среди атлантов – с помощью неких личностей наблюдать за астралом, находя удовольствие в новых острых ощущениях. Теперь уже оказывалось вроде бы и неприличным признаться в том, что ты не вхож в астрал. И никто не думает, что это явление вообще противоположно самому естеству атланта, выходца из если не высших, то, по крайней мере, высоких слоев Надземного. Да, атланты миновали низший астрал. Да, само их существование на Земле означает их желание, извечное и как бы впечатанное в их сознание, – желание помочь земным человекам быстрее и легче пройти их отрезок пути в начале бесконечной цепи эволюции. И подразумевает это стремление помочь как раз именно то, чтобы, не допустив до астрального уровня, минуя его, вырваться сразу на средний план сознания.

А получается, должен был констатировать Гермес давно просившуюся мысль, что сами атланты теперь настолько снизошли на Землю, что интенсивно формируют в себе астральное тело. Вот и он сам уже не всегда сдерживается, – мобиль его тому свидетель. А ведь эмоции – это и есть проявления астрала. Надо будет и ему самому проследить в себе возникновение этих странных, почти неуправляемых движений. Совсем ни к чему они атланту, двигателем энергии которого являются только высшие чувства.

Да, действительно: с кем поведешься, от того и наберешься, вспомнил он расенскую пословицу, которую любил повторять парнишка со странным именем Ноза, помогавший Гермесу в сборке его мобиля своими, как у всех расенов, золотыми руками.

Между тем, Тофана, которую он уже несколько мгновений держал под пристальным вниманием, начала понемногу проявляться. Все сгущавшаяся тьма, в которую с трудом проникал его луч, постепенно выдавала свою тайну: Гермес различил, наконец, коричневооранжевые размытые контуры женской фигуры, лежащей без движения где-то в полной тьме. Закрепив на своем экране это видение, Гермес посадил мобиль на плоской крыше Дворца, зафиксировав его на мощных воздушных подставках, и как ветер кинулся вниз по лестнице, спиралью спускавшейся по нескольким этажам небольшого, интимного жилища царя и царицы.

Локатор вел его все ниже, и Гермес, не гнушавшийся никогда возможностью прокатиться по широким и гладким атлантским перилам, на этот раз отвел душу полностью, – хотя и не ощущая никакого удовольствия, – что и отметил позже.