Ладецкий не оглянулся, а только подбросил карабин на плече и нагнул голову. Лай собак и треск валежника утонул где-то в пихтовых зарослях. Стало тихо, лишь шуршала трава под ногами Ладецкого. На опушке тайги он остановился, зябко дернул плечами и нырнул в мелкий подлесок.
— Ладецкий! — крикнул я, снимая сапог. — Давай назад!
— Пошли вы… — донеслось из гулкого, пустого леса. На ноге была мозоль, но такая маленькая, с горошину всего.
— Дай халат на портянку, — попросил я у Гриши, — все равно изодрал, выбросишь…
— Это кощунство — халат на портянку, — отрубил Гриша. — Тем более он последний… Я его починить могу и носить до конца сезона.
— Эй ты! — снова позвал Худяков. — Куда поперся? Ладецкий трещал валежником, продираясь через трущобу, и больше не отвечал.
— Витька, он чо, обиделся? — спросил у меня Худяков. — Вот дурак. Да разве на неудачу обижаются?
— Не знаю, — сказал я. — Вообще он парень не обидчивый.
Гриша неожиданно бросил ружье на землю и, не расстегивая, снял халат через голову.
— На! Хрен с ним, — сказал он. — Помнить, может, будешь, когда полномочным послом станешь.
— Век не забуду, — я разорвал остатки халата напополам и стал обвязывать стертую ногу. — Пришлю тебе десяток новеньких.
— Куда он уходит? — тревожно спросил Худяков. — Витька, его надо завернуть! Эге-ей! — заорал он гортанно. — Назад, говорю тебе! Слышь?! У меня есть шкура! Я тебе прода-ам!
— Сам ты шкура! — донеслось из леса.
Я увидел, как Худякова затрясло. Ноздри вздулись, будто у загнанного коня, и лицо нехорошо побледнело.
— Вернется, — успокоил я Худякова. — Куда он денется?..
— Куда?! — закричал на меня Худяков. — Да я же за вас отвечаю…
Он выматерился и побежал следом за Ладецким.
— А Пухов сейчас — рвет и мечет, — вздохнул Гриша. — Выговор мне обеспечен… Ладецкий! Брось придуриваться, пошли домой!
Я обулся, встал и только сейчас ощутил холод промокшей одежды. Повар тоже, засунув руки в карманы, дрожал и облизывал посиневшие губы.
— Верни-ись! — гремел по тайге голос Худякова и удалялся, глох за расстоянием.
Потом опять все стихло, и несколько минут мы стояли с Гришей молча, глядя друг на друга. Психу Ладецкого я не придавал значения, но сейчас какое-то неясное беспокойство толкало изнутри, заставляя думать, что же произошло. Я огляделся и понял, что тоже не знаю, в какую сторону идти. Мы так долго крутились по тайге, гарям, болотам, что я начисто потерял ориентировку. Почему же Ладецкий так уверенно пошел от нас? Значит, он знал, в какой стороне лагерь, знал, куда идет. Все-таки пятый год в геологии… Зачем же в таком случае Худяков пытается вернуть его?.. Я прислушался. Худяков, видно, догнал Ладецкого и у них шел разговор, но о чем, понять было невозможно. Доносилось лишь какое-то курлыканье и эхо.