— Деда, к нам колдун из Цитадели приехал!
— Поблазнилось поди, — воткнув топор в поваленную сосну, сказал средний из Неруновых сыновей. — Какой тебе колдун! Крефф по весне наведывался, обережным кругом тоже вот недавно деревню обнесли, вещунью в Цитадель не посылали, откуда тут кому взяться? Одежа-то хоть какая на нем?
— Черная. К Остриковичам на двор зашел.
Нерун озадачено пригладил всклокоченную бороду. С чего это к Остриковичам ратоборцу пожаловать? Непонятно.
— Батя, — подал голос взопревший Мирута. — У них же Лесану в учение забирали.
— Вернулась никак, девка, — озадачился старый кузнец. — Да разве ж может баба ратоборцем стать? Ладно там целителем, но чтоб воем?… Не углядел, поди, малец-то.
— Слышь, Стрел, — повернулся дед к мальчишке. — Чужин-то девка или парень?
— Парень, деда! Острижен коротко, да в портах. И с мечом!
— Видать весть привез, что сгибла девка, — покачал головой Нерун. — Жалко Остриковых, вторую дочь теряют.
С этими словами, староста вытер потный лоб рукавом, махнул старшому сыну, мол, собирайтесь, а сам поспешил обратно к деревне.
Эх, не вовремя Встрешник принес вестника. Только вон хлысты заготовили, работа в разгаре, а теперь бросай все и беги. Но дело старосты насельнику Цитадели почет и уважение оказать, обогреть, накормить, дать роздых, да лошадь переменить, ежели потребуется. Все это промелькнуло в голове у деревенского головы, покуда он отряжал внучка бежать до дому с наказом топить баню и накрывать стол. Гостя знатного приветить по всей правде надобно.
После просторных мыльней в бане показалось тесно и темно. Париться Лесане не хотелось, поэтому она распахнула дверь, плеснула в ушат воды и стала шарить по склизлым лавкам, ища мыльный корень. Молодшая тем временем все возилась в предбаннике, раздеваясь, да расплетая косу. Вот скрипнули мокрые половицы под легкими шагами, и сзади раздалось громкое: "Ой!"
Стояна вошла в баню и теперь с неприкрытым ужасом смотрела на спину сестры.
— Чего ты? — обернулась та.
Девушка подошла и кончиками подрагивающих пальцев нерешительно коснулась уродливого шрама на спине старшей. Будто выгрызли из живой плоти кусок мяса…
— Да не бойся, — мягко сказала Лесана. — Зажило уж. Давно не болит. Это мне упырь на память оставил, чтобы навек запомнила: нежити спину казать нельзя.
— Как же вытерпела ты… — в синих глазах, обрамленных длинными ресницами, заблестели слезы.
— От такого не умирают, — пожала плечами девушка и начала намыливать стриженую голову.
— Давай помогу, — сунулась Стояна.
— Не надо, — отстранилась сестра. — Я уж сама. Привыкла.