Наверное, Волвертон — большая шишка в этом культе. Уверен, он прекрасно знает, что лучший из лучших, Бэрри Рурк, уже начинает сомневаться во всех этих дьяволопоклоннических делах. Дон не совсем понимал, какие из этого следуют выводы. Он решил подумать об этом потом — сейчас какая-то часть его сознания все еще сопротивлялась зову сирены, исходящему от черного портала, подавляя острое желание подбежать и броситься внутрь. Этот провал легко мог вместить выпрямившегося в полный рост человека, он мерцал и колебался, как пляшущие языки черного пламени.
— Действительно, — сказал Волвертон. — В последний раз, когда вы тут побывали, вы находились в руках преданных и умелых слуг. Я не имел удовольствие лично знать мистера Киндера. Жаль. У него была репутация непревзойденного аколита мистерий ужаса. Эти достойные люди привели вас сюда, потому что вы задавали вопросы о свой жене, совали нос не в свое дело и так далее, и так далее. Киндер был уверен, что Дети жаждут кровавых приношений, что он будет вознагражден за убийство лазутчика. Он недооценил наших повелителей, размах их воображения, глубину порочности и ревность по отношению к святотатственным прерогативам. Похищая вас, он действовал импульсивно, без санкции. Наказание, подобное трагической участи агентов Дарта и Клэкстона, ожидало также бедного Киндера и его подручных — они претерпели тысячу тысяч смертей в бездне, которая не могла бы привидеться и дюжине Данте.
Дон, загипнотизированный завываниями зиккурата, все же смог собраться с мыслями и ответить:
— Я помню. Я помню, что они делали. Эти мерзавцы собирались распороть мне брюхо.
Волвертон и Рурк уставились на него, явно ожидая, пока он сопоставит факты и поймет что к чему.
— Бэрри сказал, что я не погиб страшной смертью благодаря Мишель.
— Да, — кивнул Волвертон.
— Почему она стала такой важной персоной? Чего вы от нее хотите?
— Мы хотим, чтобы она, как и многие поколения ее предков, присоединилась к нам — к избранным, элите. К служению Великой Тьме.
— То есть стала такой, как Бёртон.
Дон отчетливо представил нелепую улыбку пилота, человеческую кожу в поместье Волвертона и вообразил, как исполненная красоты и жизни Мишель станет мертвенно-белой, как рот ее превратится в огромную пасть, а в темных глазах засверкает злобная радость чужеродного сознания. Чтобы освободиться от видения, Дон сильно хлестнул себя по щеке, почувствовав мрачное удовлетворение от вспышки боли и гнева. Он сплюнул кровью и пронаблюдал, как плевок приземлился на каменный пол, а затем начал пузыриться и тянуться в направлении зиккурата — след улитки при отсутствии улитки.