— Туле, мой верный дружище, как ты думаешь, что там сейчас в Турции? Как там бедная Холли?
Воображение рисовало картины всяких ужасов, грозящих Холли. Ей было пятьдесят — столько же, сколько было Мишель, когда на ее теле остались безобразные шрамы. Дон представлял фигуры в капюшонах, размахивающие ножами и пляшущие вокруг огромного костра, пылающего перед обсидиановым алтарем, на котором лежала Холли. «Не было никакой аварии в Сибири. Моя любящая жена лгала мне с самого начала. Ее полосовали каменными ножами, заживо снимали с нее кожу».
Вернувшись в США и достаточно окрепнув, чтобы ковылять, опираясь на палочку, Мишель пресекала любые разговоры об этой экспедиции в тайгу. И никаких отчетов не писала, насколько он знал. Кое-какая ценная информация университету все же перепала, поскольку встречали Мишель с почестями, а вскоре ее ждало повышение, хотя и без особой шумихи. Возможно, именно это имели в виду Бим и Бом, когда называли ее «неприкасаемой» — одной из избранных членов группы, которая связана с Созданиями Тьмы и защищена от внимания спецслужб. Или, более того, пользующаяся поддержкой спецагентов. Так сказать, корова, вручающая мяснику его нож и передник.
Через много лет после той предполагаемой аварии, продираясь сквозь кустарник и почти не видя ничего вокруг, Дон мысленно вернулся к театрализованной сцене в больничной палате и с мрачной ясностью осознал, что его жена, даже находясь в коме, сжимала в кулаке нити, протянувшиеся к его спине; понял, что каждый его шаг после того рокового арт-шоу в 1950-м был лишь очередным па в танце, который она заставляла его исполнять, дергая за эти нити; и что в будущем ничего не изменится. Его так называемое будущее и так называемое прошлое — всего лишь театр марионеток.
А кто дергает за твои ниточки, моя дорогая?
Бим и Бом пытались открыть ему глаза. Волвертон и Рурк тоже разложили все по полочкам, но Дону до сих пор казалось, что он видит только поверхность очень сложной и запутанной схемы. Но если смотреть на нее слишком долго, сквозь смутные контуры проступит кошмар невероятной силы, достаточной, чтобы свести его с ума. Он подозревал, что все эти многообразные конструкции, наслоения и переплетения — всего лишь колебания абсолютной непроглядной тьмы. Ей не могли противостоять ни свет, ни тепло; заглянуть в это ничто и попытаться постичь его масштаб — это было равносильно тому, чтобы убить в себе все человеческое.
Там, в кромешной черноте, было царство бесчеловечного.
3
Реальность сокращалась и расширялась, ритмично пульсируя. Словно космонавт без шлема, Дон парил над ландшафтом, который казался ему совершенно незнакомым.