Здесь было множество Бэггинсов и Боффинов, а также полно Туков и Брендибаков, разнообразные Граббы (родня бабушки Бильбо Бэггинса) и всевозможные Чаббы (родня его деда Тука), избранные Норри, Болджеры, Опояссинги, Барсуксы, Упиттансы, Хорнблауэры и Воттаклапы. Одни состояли с Бильбо в весьма отдаленном родстве, а другие, жившие в дальних уголках Шира, никогда прежде не бывали в Хоббитоне. Не забыли и Саквил-Бэггинсов: присутствовали Ото и его жена Лобелия. Они не любили Бильбо и терпеть не могли Фродо, но так велика была власть приглашения, писанного золотыми чернилами, что они не нашли в себе сил отказаться. К тому же их кузен Бильбо много лет совершенствовал свои таланты кулинара, и его стол славился на весь Шир.
Все сто сорок четыре гостя ожидали приятного праздника, хотя изрядно опасались послеобеденной речи хозяина (совершенно неизбежной). Бильбо был склонен обращаться к тому, что именовал «поэзией», а порой, пропустив стаканчик-другой, поминал нелепые приключения времен своего таинственного путешествия. Гости не были разочарованы – пир удался на славу: пышный, обильный, радующий разнообразием и долгий. В последующие недели цены на продовольствие во всей округе сильно упали, но так как прием у Бильбо истощил все склады, погреба и кладовые на мили окрест, никто, в общем, не огорчился.
Когда с едой было покончено (более или менее), настала очередь Речи. Большинство собравшихся, впрочем, уже пришли в доброе расположение духа, то приятное состояние, которое хоббиты называют «угостился под завязку». Они прихлебывали любимые напитки, лакомились любимыми яствами – и страхи забывались. Теперь собравшиеся готовы были выслушать что угодно, заполняя бурными аплодисментами каждую паузу.
— Дорогие гости! — начал Бильбо, поднимаясь с места. «Слушайте! Слушайте! Слушайте!» — закричали все и повторяли хором, словно не желая следовать собственному призыву. Бильбо сошел со своего места и забрался на стул под иллюминированным деревом. Свет фонариков падал на его сияющее лицо, на вышитом шелковом жилете сверкали золотые пуговицы. Все видели, как он стоит, помахивая в воздухе рукой. Другую руку Бильбо держал в кармане брюк.
— Дорогие Бэггинсы и Боффины, — снова начал Бильбо, — милые Туки, и Брендибаки, и Граббы, и Чаббы, и Норри, и Хорнблауэры, и Болджеры, Опояссинги, Упиттансы, Барсуксы и Воттаклапы! «ВоттакЛА-А-АПА!» — завопил престарелый хоббит в глубине павильона. Разумеется, его звали Воттаклапа, и он вполне оправдывал свою фамилию: ступни у него были большие, заросшие шерстью и лежали на столе.