Внезапно Река резко повернула, с обеих сторон поднялись высокие берега, и свет Лориена погас. Больше Фродо не возвращался в эту прекрасную землю.
Путешественники сосредоточились на походе; солнце теперь было впереди и слепило глаза, ибо у всех они были полны слез. Гимли плакал не таясь.
— В последний раз я видел то, прекрасней чего нет на свете, — сказал он Леголасу, своему спутнику. — Отныне я ничто не назову красивым, кроме ее подарка. — Он положил руку себе на грудь.
— Скажите мне, Леголас, зачем я пустился в это странствие? Как мало я знал о главной опасности! Верно сказал Эльронд: нельзя предвидеть, что встретится в пути. Я опасался мучений во Тьме, и это не остановило меня. Но я не пошел бы, если бы предвидел опасность света и радости. Это расставание нанесло мне рану, страшнее которой уже не будет, даже если бы нынче ночью я отправлялся к Повелителю Тьмы. Увы Гимли, сыну Глойна!
— Нет, — сказал Леголас, — увы всем нам! И всем, кто живет в мире в эти дни. Ибо устроено так, что находки сменяются потерями, как чудится тем, чью лодку несет быстрый поток. Но по мне вы счастливец, Гимли, сын Глойна: вы страдаете из-за добровольной утраты, а могли бы сделать иной выбор. Но вы не отреклись от товарищей, и самой ничтожной наградой вам станет память о Лотлориене, которая навсегда останется в вашем сердце и никогда не померкнет и не потускнеет.
— Может быть! — согласился Гимли. — Благодарю вас за эти слова. Несомненно, они справедливы, но это слабое утешение. Сердце жаждет не памяти. Оно лишь зеркало, пусть столь же чистое, как воды Кхелед-Зарама. Так говорит сердце гнома Гимли. Эльфы иначе смотрят на мир. Я слышал, что для них воспоминания скорее явь, чем сон. Не таковы гномы.
Но не будем больше об этом. Следите за лодкой. С таким грузом она довольно глубоко осела в воде, а Великая Река быстра. Я не желаю топить свое горе в холодной воде. — Гимли взял весло и начал грести к западному берегу, следуя за лодкой Арагорна, которая уже вышла из стрежи.
Так Товарищество вновь пустилось в долгий путь по широким торопливым водам, текущим на юг. По обоим берегам тянулись леса, и за ними ничего не было видно. Ветер утих, Река струилась беззвучно. Ни один птичий голос не нарушал тишины. Солнце затянулось дымкой – день клонился к вечеру – и вскоре заблестело на бледном небе, как вознесенная ввысь белая жемчужина. Потом оно догорело на западе, и спустились ранние сумерки, а следом серая беззвездная ночь. Долгие часы отряд спокойно плыл во тьме, держась в тени лесистого западного берега. Большие деревья призраками проплывали мимо; их корявые, жадные до воды корни спускались в Реку. Было темно и холодно. Фродо прислушивался к слабому плеску воды среди древесных корней и плавучего лесного мусора у берега, потом голова его поникла, и он погрузился в беспокойный сон.