252. Я со страхом вошел через боковой вход, я не знал, какова обстановка, я был маленьким и слабым, я с беспокойством оглядел свой костюм; было довольно темно, за пределами непосредственно окружавшего меня пустого пространства ничего не было видно, под ногами была трава, и я засомневался, туда ли я попал; если бы я прошел через главный вход, никаких сомнений не могло бы возникнуть, но я прошел через боковой; возможно, стоило вернуться назад и прочитать надпись над дверью, но я, кажется, припомнил, что никакой надписи там не было. Тут я заметил вдалеке какой-то тусклый серебристый свет, это придало мне уверенности, и я пошел в том направлении. Там был стол, в центре его горела свеча, вокруг сидели трое и играли в карты.
— Я правильно сюда пришел? — спросил я. — Мне нужно к трем картежникам.
— Это мы, — сказал один из них, не открывая глаз от карт.
253. Как дышит в лунном свете лес! то он сжимается и делается маленьким, тесным, с высоко торчащими деревьями, то растягивается, расправляет все склоны и становится мелким кустарником — и даже еще меньше: туманным миражом вдали.
254. А. Давай начистоту! Когда еще тебе случится так доверительно, как сегодня, посидеть за пивом с тем, кто тебя выслушает. Давай начистоту! В чем заключается твоя власть?
>Б. Да разве у меня есть власть? О какой власти ты говоришь?
>А. Ты хочешь от меня увильнуть, скрытная ты душа. Может, твоя власть и заключается в твоей скрытности?
>Б. Моя власть! Уж наверное, у меня много власти, если я усаживаюсь в этом плюгавом трактире и натыкаюсь на старого однокашника, который ко мне подсаживается.
>А. Ладно, тогда я с другой стороны зайду. Ты сам как считаешь, есть у тебя власть? Но теперь отвечай начистоту, иначе я встану и пойду домой. Считаешь ты, что у тебя есть власть?
>Б. Да, я считаю, что у меня есть власть.
>А. Ну, то-то.
>Б. Но это никого, кроме меня, не касается. Никто не видит никаких следов этой власти, ни крупицы, — и я тоже.
>А. Но ты считаешь, что у тебя есть власть. А почему тогда ты считаешь, что у тебя есть власть?
>Б. Это не совсем правильно так говорить: «я считаю, что у меня есть власть». Это чванство. Я — вот такой, какой сижу здесь: старый, дряхлый и грязный — не считаю, что у меня есть власть. Ту власть, о которой я говорю, употребляю не я, а другие, но эти другие подчиняются мне. Я, естественно, не могу этим гордиться, а могу только очень этого стыдиться. Либо я их слуга, которого они, по капризу больших господ, поставили над собой господином, тогда бы это еще ничего, тогда все было бы только видимостью, либо я действительно поставлен над ними господином — и что тогда мне, бедному, беспомощному старику, делать? Я без дрожи стакан от стола до рта донести не могу, а должен теперь править бурями и мировым океаном.