| Улица, на которой он стоял, давно уже перестала слыть лучшей частью города; так что, хотя старое здание и было окружено новыми домами, все они в основном были невелики, построены из дерева и достаточно однообразны, как и многие жилища простолюдинов. |
| But as for the old structure of our story, its white-oak frame, and its boards, shingles, and crumbling plaster, and even the huge clustered chimney in the midst, seemed to constitute only the least and meanest part of its reality. | Что касается древнего здания - театра нашей драмы, - то его образ составляли дубовый сруб, доски, гонт, осыпающаяся мало-помалу штукатурка и громадная труба посреди кровли. |
| So much of mankind's varied experience had passed there-so much had been suffered, and something, too, enjoyed-that the very timbers were oozy, as with the moisture of a heart. | А в его стенах люди пережили столько разнообразных чувств, в нем столько страдали, а иногда и радовались, что само дерево как будто пропиталось этими ощущениями. |
| It was itself like a great human heart, with a life of its own, and full of rich and sombre reminiscences. | Дом этот в наших глазах есть огромное сердце со своей самостоятельной жизнью, со своими приятными и мрачными воспоминаниями. |
| The deep projection of the second storey gave the house such a meditative look, that you could not pass it without the idea that it had secrets to keep, and an eventful history to moralise upon. | Выступ второго этажа придавал дому такой задумчивый, размышляющий вид, что невозможно было пройти мимо него, не подумав, что он заключает в себе много тайн и будто бы философствует над какой-то повестью, полной необыкновенных приключений. |
| In front, just on the edge of the unpaved sidewalk, grew the Pyncheon Elm, which, in reference to such trees as one usually meets with, might well be termed gigantic. | Перед ним, на самом краю немощеного тротуара, рос вяз, который, по сравнению с деревьями, какие мы обыкновенно встречаем, мог считаться настоящим великаном. |
| It had been planted by a great-grandson of the first Pyncheon, and, though now fourscore years of age, or perhaps nearer a hundred, was still in its strong and broad maturity, throwing its shadow from side to side of the street, overtopping the seven gables, and sweeping the whole black roof with its pendent foliage. | Он был посажен праправнуком первого Пинчона, и, хотя ему теперь исполнилось уже лет восемьдесят, а может быть, и сто, он будто еще только-только возмужал; бросая тень от края до края улицы, он поднялся даже над семью шпилями и трепал почерневшую кровлю дома своими густыми ветвями. |