| A baker's cart had already rattled through the street, chasing away the latest vestige of night's sanctity with the jingle-jangle of its dissonant bells. | Тачка пекаря уже стучала по мостовой, прогоняя последние остатки ночной тишины нестройным звяканьем своих колокольчиков. |
| A milkman was distributing the contents of his cans from door to door; and the harsh peal of a fisherman's conch-shell was heard far off, around the corner. | Молочник развозил от двери до двери кувшинчики, а вдали слышался пронзительный свисток рыбака. |
| None of these tokens escaped Hepzibah's notice. | Ни один из этих признаков пробуждения города не ускользнул от наблюдения Гепзибы. |
| The moment had arrived. | Роковая минута наступила. |
| To delay longer would be only to lengthen out her misery. | Откладывать и дальше значило бы продлить свое страдание. |
| Nothing remained, except to take down the bar from the shop door, leaving the entrance free-more than free-welcome, as if all were household friends-to every passer-by, whose eyes might be attracted by the commodities at the window. | Ей оставалось только поднять железный засов на двери лавочки, чтобы каждый, кому приглянется что-нибудь из выставленных в окне предметов, мог войти. |
| This last act Hepzibah now performed, letting the bar fall with what smote upon her excited nerves as a most astounding clatter. | Гепзиба совершила наконец и этот подвиг. Стук упавшего запора поразил ее возбужденные нервы, как самый страшный грохот. |
| Then-as if the only barrier betwixt herself and the world had been thrown down, and a flood of evil consequences would come tumbling through the gap-she fled into the inner parlour, threw herself into the ancestral elbow-chair, and wept. | Тогда - как будто между ней и светом рухнула последняя преграда и поток бедствий готов был хлынуть в ее дверь - она убежала во внутреннюю комнату, бросилась в кресло своих предков и заплакала. |
| Our miserable old Hepzibah! | Бедная Гепзиба! |
| It is a heavy annoyance to a writer, who endeavours to represent nature, its various attitudes and circumstances, in a reasonably correct outline and true coloring, that so much of the mean and ludicrous should be hopelessly mixed up with the purest pathos which life anywhere supplies to him. | Как тяжело писателю, который желает изобразить правдивыми красками натуру в различных обстоятельствах, осознавать, что так много ничтожного должно быть непременно примешано в чистейший пафос, представляемый ему жизнью! |
| What tragic dignity, for example, can be wrought into a scene like this! |