Моя землянка была всего в нескольких ярдах от дота, и в ней по-прежнему сохранились следы пребывания немецких солдат, покинувших ее, когда союзники отбили несколько пядей земли и продвинули линию фронта немного в глубь Фландрии. Коробка из-под немецкого печенья с улыбающимся ребенком на крышке, он наслаждался одним из brötchen[14], которых тут давно не было. Под низкой койкой лежала разорванная фотография молодой женщины. В тишине землянки, в непривычное мгновение безделья, пока ум блуждал, я осознала, что шестое чувство пришло в движение; было какое-то беспокойство в той части меня, что интуитивно понимает, что произойдет. Удивляться нечему. Обстоятельства, время и место, где я пребывала, были так залиты жертвенной кровью, так полнились криками раненых и умиравших, были так насыщены страданием, что стоило ожидать, что и силы зла сюда явятся. Поле битвы окружает темная энергия, питающаяся насилием и жестокостью войны. Это пугающая сила. Могущественная сила. И ею пользуются те, кто практикует темные искусства. Я передернулась, пытаясь отрешиться от идеи, что Гидеона привлечет подобное место. В этот миг мне остро недоставало общества подруг – медсестер из ПППР. Услышав легкие шаги на деревянных ступенях у себя за спиной, я обернулась и увидела крохотную женщину, чья слишком длинная шинель тащилась по грязи, а чепец, казалось, сейчас свалится на глаза.
– А, здравствуйте, дорогуша, – произнесла она. – Мне сказали, тут есть сестра. Я Энни Хиггинс.
Она протянула маленькую ручку.
– Элиз Хоксмит. Вас тоже прислали из ПППР?
– Да, из Бомонда.
Она расстегнула шинель и огляделась, ища, куда ее повесить.
– Да уж, мрачноватое местечко, правда? Ну и ладно. Не думаю, что мы тут надолго.
Она села на нижнюю койку и осмотрелась. От нее исходило материнское тепло. Женщина была намного старше сестер, которых я встречала на фронте, и я задумалась, что ее сюда привело.
– Я рада, что вы приехали, – сказала я, садясь с ней рядом. – Чувствую, нас завалит работой.
– Ну, постараемся сделать, что сможем. Больше никто не сумеет. Так всегда говорит мой Берт.
– Берт – ваш муж?
– Да, дорогуша. Двадцать пять лет, как мы женаты. Было в прошлом месяце. Было бы, если бы Господь его уберег.
Она взглянула на меня, потом опустила глаза.
– Потеряла мужа на Сомме. Все не привыкну говорить про него в прошедшем времени. Кажется, он еще со мной, если вы меня понимаете.
Я кивнула.
– Вы здесь из-за этого? Из-за него?
– Он сделал что мог. Будет по справедливости, если и я сделаю. Вы учтите, я бы не пошла, если бы наш мальчик, Билли, все еще воевал. Ему же надо было кому-то писать домой, так ведь? Но теперь его тоже нет.