Я распрямилась и повела детей дальше.
* * *
У лестницы коридор делал плавный изгиб, и, едва мы скрылись за поворотом, исчезнув из поля зрения секьюрити, я остановила мальчиков и, указывая на Светлану Александровну, стоящую у подножия лестницы, сказала:
— К Феликсу я пойду одна. Он болен и сейчас спит, я осторожно его разбужу и спущусь к вам. А вы пока побеседуйте со Светланой Александровной. По-моему, ей немного скучно.
Близнецы бодро скатились вниз, я помахала рукой госпоже Вохриной и, придерживаясь стены, не попадая под прицел взгляда охранника, прошла в правое крыло дома.
К комнате секретаря.
На мой стук из спальни раздался томный голос изнеженного Эндимиона:
— Кто там?
— Мария Павловна, — шепотом произнесла я.
Дверь открылась, и на пороге появился встревоженный Феликс.
— Все в порядке?
Вопрос — единственное, что он успел сказать нормальным тоном. Дальше он мог лишь скулить.
Подгоняемая страхом, я ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь и что есть силы врезала мерзавцу под дых. Феликс только крякнул. Сгибаясь, он наткнулся скулой на мой второй кулак и следующие секунд тридцать я помню плохо. Он лежал на полу, я лупила его по плечам, груди, рукам, прикрывающим голову.
Очнулась я на попытке удушения секретаря. Я сидела на нем и коленом нажимала на горло поверженного Эндимиона.
— Уничтожу, подлец. — Мы оба хрипели, я от ярости и страха, он от страха и удушья. — Думаешь.., тебе все удалось?!
— Стойте, — сипел Феликс, — подождите…
— Думаешь, тебе удастся все свалить на меня?! Дудки!!
— Да что происходи-и-ит?! — взмолился секретарь, неразумно открыл лицо, и я врезала ему пощечину.
— Тварь. Мерзкая, гнусная тварь. Вставай, милицию я уже вызвала.
— Какую?!
— Какую, какую? — передразнила его я. — Петровку, 38!
— Зачем?! — Секретарь валялся на полу и боялся вставать. Надеялся, что лежачих все-таки не бьют. Сильно.
Я сделала глубокий вздох и ответила вопросом:
— Ты подложил мне труп Бурмистрова?
Феликс съежился в позу эмбриона и тупо уставился в стену:
— Труп… — только и выдавил он.
Я задумчиво смотрела на него и начинала догадываться, что, скорее всего, две минуты назад избила единственного своего союзника. Реакция Феликса была столь безыскусна, что, пожалуй.., я погорячилась.
В конце концов, алиби камерой обеспечил мне он.
— Ты точно здесь ни при чем?
Кряхтя, Феликс поднялся, подошел к зеркалу и оттуда взглянул на меня:
— Мария Павловна, я даже не понимаю, о чем вы говорите.
— Под моей кроватью лежит тело Бурмистрова.
Запас адреналина я израсходовала на трепку «специалиста», и постепенно вместе с головной болью и дрожью наступало похмелье. Оно высасывало и силы, и мысли.