Гений места, рождающий гениев. Петербург как социоприродный феномен (Буровский) - страница 59

Вместо четкого «Величие Петра – величие российской империи» адресант оказывается в силах понять лишь смутное «величие… неизвестно кого и чего». И трудно сказать, какие фантастические очертания примет российская история в его девственной голове, какими смыслами наполнит он Сенатскую площадь. Еще сильнее будет отличаться «прочтение» текста памятника в культурах европейских народов. «Медный всадник, яр и мрачен, все так же скачет наугад», – писал Адам Мицкевич.

История поставила интересный эксперимент: в России с 1793 года жили 16 японских моряков, потерпевших крушение на паруснике «Вакамия-мару». Император Александр I сделал дружественный жест – вернул в Японию ее людей. Согласились вернуться не все, но четверых согласных передали японским властям 27 марта 1805 года. Японские чиновники подробно допрашивали вернувшихся, по их рассказам художник сделал рисунки – в том числе Медного всадника. Совершенно очевидно, что часть «текста» японцы не заметили, часть восприняли самым фантастическим образом, а часть этого текста додумали по-своему – ведь они понимали памятник в соответствии со своими собственными культурными кодами.

Так, для японцев постамент памятника показался сложенным из небольших камней, а не гигантским монолитом. По-видимому, японцы «просмотрели» многие символы, очевидные для европейцев, – например, идею борьбы разума и воли с неорганизованной дикой природой. Вообще, чем меньше мы понимаем смысл текста, тем активнее начинаем его додумывать. Попросту говоря, на послания предков потомки, а на послания других народов иноземцы наслаивают свои собственные представления…

Памятник в культуре

Время идет, и потомки забывают часть символов (как забылся смысл медвежьей шкуры). Даже если у них сохраняется полная уверенность, что они знают «все» – это заведомо не так.

Но зато памятник, здание или урочище, понимаемые все менее верно, обрастают шлейфом сведений неточных, вымышленных, но зачем-то нужных для потомков. Изменяется культура, и памятник наполняется новым содержанием. Получается поразительная вещь: потомки «знают» о памятнике больше его создателей – за счет того, о чем автор и не догадывался, но что приросло к «тексту» за все предыдущие случаи его «прочтения».

Мог ли Фальконе предполагать, что его памятник Петру I станет источником жутких историй в городском фольклоре, а потом вдохновит Пушкина на его знаменитую поэму? Маловероятно…

Александрийский столп – триумф передовых технологий

Первоначально Монферран предлагал установить в память побед Александра I гранитный обелиск высотой 25,6 метра на гранитном цоколе, украшенный барельефами, изображающими собой события войны 1812 года.