Что касается Пушкина, тут все очень серьезно. И, к тому же, освящено именем Бориса Викторовича.
Монумент решили установить ко дню гибели в 1937 году. По этому поводу устроили конкурс и создали специальную комиссию.
В конкурсе участвовали не только мощные люди вроде Томского и Манизера, но и такие настоящие скульпторы как Андреев.
На одном заседании комиссии Томашевский сказал, что видит Пушкина только в проекте студента второго курса Аникушина.
Вывод вполне в его духе. Уж он-то смотрел исключительно на проекты, а не на ордена их творцов.
С тех пор Аникушин считал Бориса Викторовича своим крестным и всегда звал Зою Борисовну на открытие своих работ.
Хоть большой начальник был Аникушин, а человек симпатичный. Не зря за глаза его звали дядей Мишей.
Можно ли отказать дяде Мише? Михаилу Константиновичу еще допустимо, а дяде Мише никогда.
Зоя Борисовна отправилась на открытие его Ленина. Стоит в толпе вместе со всеми и ожидает начала.
Наконец снимают покрывало. Вот это, оказывается, что. Правая рука сжимает кепку, нога по балетному отставлена в сторону…
Как написал прототип этого монумента? Шаг вперед, два назад. Общепринятая схема движений в вальсе.
Рядом расположился подвыпивший человек. Он внимательно посмотрел на памятник и очень похоже вытянул вперед руку.
– Вот вам Советская власть, – по-петушиному выкрикнул он, – и – простите меня, дурака!…
В предыдущей главке мы представили, что монументы путешествуют, а сейчас рассказали о человеке, который вообразил себя памятником.
Странно? Уверяю вас, это не самое удивительное, что случается в Петербурге.
Через некоторое время мы убедимся, что здешние здания разговаривают. Конечно, первые сто-двести лет они стоят молча, но потом у них возникают общие интересы.
Из разговоров. Иосиф и немного Михаил
ЗТ: С Бродским мы познакомились у Анны Андреевны в Комарово. Уходим от нее вместе, и уже за калиткой он говорит: «А я-то всегда думал, что она умерла». Мы с ним так смеялись.
Потом как-то приезжаю к Анне Андреевне, а Бродский, Рейн и Найман от нее уходят. Ахматова стоит на крылечке и машет им ручкой. Когда они удалились, она повернулась ко мне и изрекла: «Если с этим мальчиком ничего не случится, то это будет большой русский поэт». Я сразу поняла, о ком из этой троицы она говорит. Только у Бродского было такое лицо. Он напоминал Христа с картин раннего Возрождения. Тогда изображали Христа золотым.
Когда Иосиф впервые оказался у нас на Грибоедова, он был совершенно сражен. Воскликнул: «Боже, куда я попал!». Сразу бросился к полкам, нашел два тома прижизненного Батюшкова…