Она ходила по квартире в джинсах, свитере, надев на руки ярко-зеленые резиновые перчатки, носила туда-сюда ведра с водой, отжимала тряпки, открывала окна, протирала пыль, время от времени вслух спрашивая себя, правильно ли она все делает, ведь похорон же еще не было, а она все моет. А я смотрел на нее, и мне даже страшно было представить себе, что творится у нее на душе, как ей тяжело, как невыносимо при мысли, что ее мужа убили и что убийцей считают ее!
Еще у меня дома Лена встретила меня радостной новостью – она вспомнила, что во время прогулки в день гибели мужа подарила зажигалку одному парню из самодеятельного театра, и если его найти, то он мог бы, пожалуй, вспомнить ее. Призрачно замаячила надежда на алиби.
– Может, я пройдусь, поищу того парня? – предложил я, чувствуя неловкость от того, что она не позволяет мне помочь в уборке. – Или просто пройдусь до этой театральной студии, если повезет, сфотографирую всех молодых брюнетов с кудрявыми волосами, каких увижу, чтобы потом показать тебе. Хоть что-то полезное сделаю.
– Хорошо, иди, – внезапно согласилась она, яростно протирая большое настенное зеркало в деревянной резной раме. – Я постараюсь здесь не сойти с ума. Кто знает, может, оставшись одна, я поскорее приду в себя?
Я ничего не понял, собрался и вышел. Было совсем темно, я шел по улице, вдыхая холодный сырой воздух, вертел головой, разглядывая соты светящихся окон в многоквартирных домах, и думал о том, что в каждой квартире за этими окнами живут нормальные, не обремененные такими вот криминальными проблемами, как у нас с Леной, люди. Они мирно себе ужинают, разговаривают, играют с детьми, строят планы на завтра, читают, смотрят телевизор, работают за компьютером, может, и ссорятся, но по пустякам – их жизнь представлялась мне завидно спокойной и правильной.
Я ускорил шаг, почти бежал, чтобы согреться, пока не увидел светящиеся окна театральной студии. На этот раз на крыльце никто не курил. Я открыл тяжелые двери, вошел и вскоре затерялся в анфиладе комнат, разного рода залов, кабинетов, подсобных помещений. Где-то занимались дети, и их родители поджидали их, сидя на мягких диванчиках в холле, где-то репетировали взрослые, выполняя синхронные движения с размахиванием рук перед сидящим перед ними на высоком стуле режиссером. Я открывал все двери подряд в поисках кудрявого брюнета, пока не понял, что здесь такие не водятся. Возможно, этот человек был вообще не из студии. Или же он появится здесь в другой день, по расписанию.
– Молодой человек, вы кого-то ищете? – окликнула меня гардеробщица, маленькая тумбообразная женщина, закутанная в дымчато-белый дорогой оренбургский платок.