| А его пылкий друг мистер Дзоппи (его еще называли апостолом Англо-Саксонства) повел дело дальше: в итоге получилось, что каннибализм есть поедание гражданина Британской империи, а других и поедать не надо, их надо просто ликвидировать без ненужных болевых ощущений. |
| His horror at the idea of eating a man in British Guiana showed how they misunderstood his stoicism who thought him devoid of feeling. | И напрасно считали его бесчувственным: чувства в нем просыпались, как только ему предлагали скушать уроженца Британской Гайаны -- не мог он его скушать. |
| He was, however, in a hard position; as it was said that he had attempted the experiment, and, living in London, had to subsist entirely on Italian organ-grinders. | Правда, ему сильно не повезло: он, говорят, попробовал, живучи в Лондоне, питаться одним лишь мясом итальянцев-шарманщиков. |
| And his end was terrible, for just when he had begun, Sir Paul Swiller read his great paper at the Royal Society, proving that the savages were not only quite right in eating their enemies, but right on moral and hygienic grounds, since it was true that the qualities of the enemy, when eaten, passed into the eater. | Конец его был ужасен: не успел он начать питаться, как сэр Пол Суэллер зачитал в Королевском Обществе свой громогласный доклад, где доказывал как дважды два, что дикари были не просто правы, поедая своих врагов: их правоту подкрепляла нравственная гигиена, ибо науке ясно как день, что все, как таковые, качества едомого сообщаются едоку. |
| The notion that the nature of an Italian organ-man was irrevocably growing and burgeoning inside him was almost more than the kindly old professor could bear. | И старый добрый профессор не вынес мысли, что ему сообщаются и в нем неотвратимо произрастают страшные свойства шарманщиков-итальянцев. |
| There was Mr. Benjamin Kidd, who said that the growing note of our race would be the care for and knowledge of the future. | А был еще такой мистер Бенджамин Килд, каковой утверждал, что главное и надежнейшее занятие рода человеческого -- забота о будущем, заведомо известном. |
| His idea was developed more powerfully by William Borker, who wrote that passage which every schoolboy knows by heart, about men in future ages weeping by the graves of their descendants, and tourists being shown over the scene of the historic battle which was to take place some centuries afterwards. | Его продолжил и мощно развил Уильям Боркер, перу которого принадлежит бессмертный абзац, известный наизусть любому школьнику -- о том, как люди грядущих веков восплачут на могилах потомков, как туристам будут показывать поле исторической битвы, которая разыграется на этом поле через многие столетия. |