Когда проходило необходимое время, перед нами открывалась дверь на свободу. Однажды она распахнулась раньше времени: инструктор заметил, что Гошке Сенькину стало плохо. Оказалось, что он выбрал себе слишком большой противогаз. На рост, что ли? Потом он отлынивал от работы, уверяя врачей, что отравился чуть не до смерти. После этого случая его газированным стали звать.
На клички у нас ребята мастера: приклеют ярлык — и будешь ходить с ним, словно вовсе и нет у тебя ни имени, ни фамилии. У одного лишь Андрейки Калугина не было никакого прозвища. Повода не давал.
По тревоге Андрейка хватает свой противогаз и тоном приказа говорит Сашке Воронку:
— Живо в щель!
— Что я — клоп, что ли? Чем я хуже тебя? — обижается Воронок.
— Не вздумай лезть на крышу: дежурный застанет во время обхода — и нас с Лешкой вытурят из-за тебя.
— Не хочу я в щель. Тоже мне удовольствие — слушать девчачий визг.
— Тогда в метро беги.
Андрейка убегает на крышу. Я открываю раму и забираюсь на подоконник. Мне жалко Сашку. Ну чем виноват человек, что поступил в училище позднее нас?
— Полез, защитник Москвы? А на брата, значит, наплевать? — чуть не со слезами говорит Сашка.
Придется мне брать грех на свою душу. Нельзя же бросать Воронка.
— В случае чего — прячься за бочкой. Усвоил?
— Вас понял! — отвечает Воронок.
Он карабкается вслед за мной на крышу и, восхищенно озираясь, замечает:
— Да здесь настоящая война!
Уже забегали по темному небу длинные лучи прожекторов. Колышутся над городом аэростаты воздушного заграждения. Их поднимают каждый вечер, не дожидаясь тревоги. Мы видели, как занимаются этим девушки-красноармейцы на Чистых Прудах.
Затрещали со всех сторон зенитки, загукали крупнокалиберные пулеметы. На крышу к нам упал первый осколок зенитного снаряда. Сашка подобрал его и, перекладывая с руки на руку, как горячую картофелину, сказал удивленно:
— Словно из печки...
— Из пекла — точнее будет. У меня этих осколков — считать не сосчитать. Теперь я их даже не собираю.
— Шарахнет какой покрупнее по голове — сразу загнешься, а?
— По теории вероятности это исключено, — сказал я с видом знатока.
— Да ты и не нюхал эту теорию. Не люблю, когда люди стараются казаться умнее, чем они есть, — заметил Воронок.
Я напялил большущие брезентовые рукавицы и оперся на щипцы.
— Вид у тебя живописный. Так и хочется приняться за картину и назвать ее «Юный патриот», — насмешливо произнес Воронок.
Зачем я взял его с собой? Пускай сидел бы в щели с девчонками. .. Еще насмехается!
Сверху девчонок не видно, но в минуты затишья отчетливо слышно, как они болтают о всяких пустяках. Слабый пол. Точное определение. Ни одной из них нет сейчас на нашей крыше.